Колокольчик для Санты
На Рождественской ярмарке Рэйчел работала пятый год, но такого забавного покупателя встретила впервые: три фута решимости, обутые не на ту ногу ботинки самостоятельности, наброшенный поверх розовой пижамы пуховик торопливости и глубокие карманы, явно ведущие в Нарнию - разыскивая последний десятицентовик, малышка изогнулась и запустила руку в подкладку чуть ли не по локоть.
- Вот! – наконец продемонстрировала она монету. – Два доллара, сорок центов. Мне нужен колокольчик.
- О-о… - протянула Рэйчел и повернулась к полкам, заваленным елочными игрушками, свечами, мишурой и рождественскими венками из остролиста. И колокольчиками – после нового диснеевского мультфильма дети буквально помешались на подарках для Санта-Клауса. – Ты же знаешь, что с ним делать? Прошептать желание, повесить на елку перед рождественской ночью, и если утром его не окажется, значит, желание исполнится.
Краем глаза Рэйчел заметила, как девочка загибает пальцы – «прошептать желание, повесить на елку» - и прикусила губу, скрывая улыбку.
- Подойдет? – Колокольчик с бегущим по заснеженному полю оленем тихо стукнул о прилавок.
- Да! – закивала девочка.
- Ты вовремя, для Санты это последний. Кстати, вешать колокольчик лучше с родителями. Они где-то на ярмарке? – упаковывая подарок, спросила Рэйчел. Звонить в полицию не хотелось, но пижама под пуховиком и ботинки не на ту ногу беспокоили.
- Дома, - приплясывая от нетерпения, сказала малышка. Шапка с помпоном сползла на бок, сделав ее похожей на взъерошенного эльфа.
- А дом…
- За ручьем. Я вон там живу, - махнула она рукой в сторону элитных коттеджей, вытянувшихся вдоль Спрингс-стрим.
Полмили. Хм, тогда не страшно.
Рэйчел вышла из-за прилавка и протянула обернутый в золотистую бумагу колокольчик:
- Держи. Тебе помочь переобуться? Неудобно, наверное, когда ботинки наоборот?
Малышка на секунду задумалась, а потом помотала головой.
- Тогда беги. И не забудь рассказать родителям о желании, - подмигнула Рэйчел. – Счастливого Рождества.
- Счастливого Рождества!
На всякий случай, девушка постояла у оклеенной снежинками витрины, глядя, как красная шапка с помпоном спускается к ручью и перебирается через мост. В кармане завибрировал смартфон: «Люблю тебя. С Рождеством!» «И я тебя люблю», - успела отправить Рэйчел, прежде чем в магазин вошли покупатели.
Нет, родителям о своем желании она точно не скажет, иначе мама расстроится, Дэн и Том будут дразниться, а папа ворчать, что Оуэн ей дороже, чем вся семья вместе взятая. Это, конечно, неправда. Рокси очень любит и маму, и папу, и даже близнецов – особенно, когда они не подсовывают ей в кровать мерзлых лягушек, - но Оуэн…
Оуэн никогда не отсылал ее смотреть телевизор, потому что «Котенок, Токийская биржа открылась, папе надо работать», и всегда разрешал рисовать в его блокнотах, а не ругался за испорченные эскизы: «Рокси Ремфорд, кто позволил тебе брать альбомы?» Оуэн ни разу не опаздывал за ней в детский сад, водил на ярмарку за ручьем, где они ели сахарную вату, а прошлым летом, когда мама и папа улетели в Европу, посадил Рокси и Тома с Дэном в старый дедушкин форд и увез в Диснейлэнд, на целую неделю.
Оуэн научил Рокси буквам, Тома и Дэна ловить рыбу, когда он был дома, миссис Браун не жаловалась на плиту, мама на швейную машинку, а старый и ленивый Капитан Грей, выходящий из будки исключительно ради «Педигри», начинал носить палки и гоняться за резиновым мячиком.
Оуэн приезжал зимой и привозил с собой Рождество, сколько Рокси себя помнила. Он вдруг появлялся на пороге, бросал в угол большую разноцветную – «камуфляжную» – сумку и громко кричал:
- Ма-ам, Джо-ордж! Рокси, парни!
И вдруг оказывалось, что сегодня Сочельник, и нужно собираться в церковь, и петь вместе с ангелами и отцом Питером – ну или хотя бы открывать рот, если забыла слова. И держаться за руки, и вместе идти домой, помогать носить тарелки, а потом, забравшись на стул с ногами, смотреть, как папа разрезает индейку, мама пирог, а Оуэн разливает по стаканам ягодный пунш. А в доме пахнет елкой и имбирем, на перилах блестит мишура, и папа не смотрит в компьютер, потому что «Джордж, да наплюй ты на чертовы акции», а мама ворчит, но по-доброму, гладит Оуэна по голове «Господи, какой же ты взрослый» и даже Том и Дэн не дразнятся, а просят: «Ну расскажи-и…» И можно сидеть у него на руках, смотреть в загорелое, несмотря на зиму лицо, и слушать-слушать-слушать, а потом рассказывать все-все-все, и точно знать, что Оуэн не будет смеяться…