А учительница Елена Васильевна, которая уже будет седая и в очках, улыбнётся доброй улыбкой и скажет:
— Он был самым маленьким в классе, но это не помешало ему стать героем. Человека уважают не за рост, а за душевные качества.
Весело бежал автобус по бетонной дороге. За поворотом уже показался посёлок Сосновый бор.
Именно в это время медсестра в белом халате делала бабушке Груне укол.
— Лежите спокойно и ни в коем случае не вставайте, — уже который раз повторяла она.
Медсестра положила свои инструменты в чемоданчик, села в «скорую помощь» и уехала, оставив в доме запах лекарств.
Автобус, который прибыл из города, остановился на Четвёртой линии и высадил пассажиров. Ребята сразу же увидели Катину маму. Она бросилась к дочери:
— Нашлась!
Стала её обнимать, целовать. Наконец отпустила, посмотрела на мальчиков и сразу посуровела:
— Негодная девчонка, как ты посмела уехать в город! — И, взяв Катю за руку, быстро повела домой, что-то приговаривая по дороге.
— Нам с тобой тоже попадёт, — вздохнул Арканя. — Пожалуй, и ремнём выдерут.
— Меня один раз драли, — признался Егор. — Это когда я Каму хотел переплыть. Мама рассердилась…
— Помню! Ещё отец с надувной камерой тебя спасал. И правильно, что выдрали. Свело бы судорогой ноги — вот и всё.
— Ничего бы не свело.
— Если бы не свело, то силы бы кончились. Кама-то вон какая широкая.
— Ничего бы не кончились. Я бы на спинке отдыхал.
— Тогда бы судорогой свело.
— Не свело бы.
Они остановились у крыльца.
— Не бойся, — уныло подбодрил Арканя. — Поругают, а потом забудут. Сядут телевизор смотреть.
— Я и не боюсь, — так же уныло ответил Егор.
Он медленно поднимался по лестнице. Чего торопиться? Всё равно попадёт. Постоял у двери, прислушался. Тихо. Открыл дверь — и сразу почувствовал запах лекарства.
— Наконец-то! Где ты был? Отец всё ещё тебя ищет, — тихо сказала мама.
Он остановился как вкопанный. Почему мама так тихо говорит? Не шумит, не ругается.
— С бабушкой плохо. Из-за тебя она расстроилась.
Егор рванулся к бабушке:
— Что с ней?
Мама его остановила.
— Тихонько, — предупредила она.
Егор на цыпочках прошёл в бабушкину комнату. Бабушка лежала бледная, с закрытыми глазами. Но как только вошёл внук, приоткрыла веки, чуть улыбнулась.
— Бабушка, что с тобой?
— Ничего… Не пугайся…
— Я больше никогда тебя не буду расстраивать!
— Ну и хорошо, и хорошо.
Егор поправил подушку, одеяло.
— Ничего, бабушка, ты скоро выздоровеешь. Я ведь тоже вчера болел, а сегодня уже здоровый.
— Ты болел без надобности. А мне уже надобно болеть.
— Почему, бабушка? Почему тебе надобно болеть?
— Надобно.
Егор не мог с этим согласиться.
Бабушка снова закрыла глаза. Трудно ей было разговаривать. Егору хоть чем-то хотелось ей помочь, но он не знал чем.
— Хочешь, бабушка, я спою тебе песню? Твою любимую — про колокольчики? — спросил он. — А ты лежи и засыпай. Помнишь, когда я был маленький, ты меня укладывала спать и тоже пела эту песню?
— Как не помнить. Давно ли всё было…
Егору казалось, что очень давно, а бабушке казалось — совсем недавно.
— Что же ты не поёшь?
Егор придвинулся к бабушке и тихонько запел про колокольчики, которые росли средь некошеной травы. И никак он не мог понять, то ли это была весёлая песня, то ли грустная.
Бабушка задремала. Егор, стараясь её не беспокоить, вышел из комнаты.
МАЛЕНЬКИЙ, НО ВПОЛНЕ ВЗРОСЛЫЙ
На следующий день, когда Егор пришёл в школу, Арканя сказал ему:
— Наша Тонька говорит, что она ездила в город, чтоб в кино сходить. Забыл, как называется. Про любовь.
— А когда вернулась?
— Да вскоре. На следующем автобусе. И такая неразговорчивая. Всё молчит и в угол смотрит.
— Про Затейника ничего не говорила? — спросил Егор.
— Ни звука!
Они стояли в коридоре, у раздевалки. Здесь было темно, раздевалка ещё не работала, и им никто не мешал.
— А у нас, Арканя, бабушка заболела. Переживала из-за нас, переживала, и с сердцем плохо стало. А ещё она сказала, что ей на-до-бно болеть. Время пришло. Как ты думаешь, Арканя, почему оно пришло?
— Не знаю, Егорка. Дед Семён говорит: «Ты, Аркашка, растёшь, а я старюсь. Дождаться бы мне, когда ты большой станешь, тогда и умирать можно».
— Значит, чем быстрее я вырасту, тем скорее бабушка состарится?
— Так, выходит.
Егор помрачнел.
— Ты бы не думал об этом, — робко сказал Арканя. — Дед Семён говорит: «Много будешь думать, голова будет болеть».
— Пусть болит, — буркнул Егор.
Зачем он ел дрожжи? Зачем во второй класс собирался? Выходит, нарочно хотел бабушку состарить?
Арканя дёрнул Егора за рукав.
— Звонок!
Катя, вся в розовых бантиках, уже сидела за партой.
— Ты чего опаздываешь? — спросила она Егора.
— Ничего не опаздываю.
— Ещё бы чуть-чуть — и опоздал. Ты не выспался, да?
— Что я — засоня?
— А чего хмурый?
— Я хмурый?
— А кто же? Конечно, ты.
Вошла Елена Васильевна. На ней было синее платье с белым кружевным воротничком.
— Как красиво! — восхитилась Катя.
— Тарантин пришёл! — улыбнулась Елена Васильевна. — Поправился?
— Он уже совсем здоровый, — сказала Катя.
Егор покосился на неё: чего выскакивает, врач, что ли?
Елена Васильевна взяла мел, подошла к доске.
— Сегодня мы будем учиться писать новый элемент, — объяснила она.
Учительница вывела палочку, только внизу закруглила её, как крючок. Она сообщила, что без этого элемента ни одна буква не обходится, и если бы его не было, то вся азбука просто бы распалась на отдельные никому не нужные линеечки, крючки, нолики. Елена Васильевна очень гордилась этим неприметным на вид элементом, который держал всю азбуку в строгом порядке.
— Будем писать, не отрывая руки от строчки, — сказала она. — Безотрывно. Одной линией.
Поскрипывая мелом, Елена Васильевна вела линию то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. Пока доска не кончилась. Рука её замерла, а потом поставила жирную точку. Хорошо, если б доска была длинной, до самых дверей. Нет, не до дверей, а дальше: выходила бы прямо в коридор, а потом на улицу. Елена Васильевна, ничего вокруг не замечая, всё писала бы неотрывно свою палочку с крючком, потом оглянулась — а над ней берёза растёт…
Ученики старательно выводили новый элемент в тетрадях. Егор тоже писал, но безучастно. Он думал о бабушке. Когда он вырастет большой, она станет старой-старой, а когда он вырастет совсем большой, то вдруг бабушка умрёт. Егор даже зажмурился, так ему нехорошо стало.
Если бы кто-нибудь ему сказал: «Выбирай, Егорка: или ты навсегда маленьким останешься, или бабушка состарится», — что бы он выбрал?
Замечательно, конечно, вырасти большим, смелым, умным. Можно стать капитаном и причалить на корабле к самому дому. Все выбегут встречать. Только бабушки не будет…
Ну, нет. Пусть он навсегда останется маленьким! Пусть… Лишь бы бабушка не старилась, не болела, лишь бы долго-долго жила!