— «Родителям, родителям»… — передразнил Дамир. — Работу найти надо — и нам, и Митьке. По одиннадцать лет всем, здоровые лоси…
— Не лоси, а лоси…
— Старикам в магаз или в аптеку сгонять можем? Можем! — стал придумывать Дамир. — С мелкими посидеть, если родичам оставить не с кем, а им в клуб там охота или с друзьями затусить? Можем с мелкими побыть? Можем! Если, например, кто с утряка в выходной поспать хочет, а у него, скажем, псина есть, псину на прогулку вывести можем? Можем!
— Это пока мы сколько надо насобираем, медленно очень получится.
— Ничего. Зато у нас будет свой фонд дружбы и помощи. А про Митьку надо еще придумать что-нибудь. Надо с родичами посоветоваться.
И мы пошли советоваться с родителями.
— Ай, стыд… — сказали папа, мама, тетя, двоюродный брат и бабушка Дамира. — Куда катимся?
— Они что, эти шторы жуют, что ли? — спросила Катина мама, хозяйка колбасного цеха. — Только что вроде собирали.
— Это не на шторы, а на уборщиц, — сказала Катя.
— Щас подарим ей моющий пылесос,— решил Катин папа, водитель «газели» с фирменным знаком маминого колбасного цеха. — А если дальше докапываться до пацана будет, мы ее саму пропылесосим по самое «не могу».
И Катины папа с мамой засмеялись.
А мой папа спросил:
— Ну и цена вопроса? Давайте сдадим за него деньги, и дело с концом.
Сделать кому-нибудь что-нибудь полезное за деньги в этот вечер ни у кого из нас не вышло.
Русский назавтра был вторым уроком. Нарядная и розовая, похожая на ветчину с красным накрашенным ртом, Лидия Евгеньевна ходила вдоль доски и диктовала красивые предложения про любовь к родине.
— Корочкин, — сказала Лидия Евгеньевна, и у меня опять стало тяжело и противно между горлом и животом.
— Ты деньги наконец принес?
Было очень тихо. Катя посмотрела на меня, и мы вместе посмотрели на Дамира.
В это время я услышал, как новенькая Женя Восьмерчук очень тихо сказала куда-то себе в воротник рубашки:
— Сто двадцать процентов.
— Корочкин, — сказала Лидия Евгеньевна. — Если мать не в состоянии сдать эти несчастные деньги, пусть приходит и сама моет полы. Понял, Корочкин? Что молчишь? Я кому говорю-то?
Стало еще тише. Мы переглядывались и не могли договориться взглядами, кому начинать заступаться за Митьку.
И тут я увидел, что Женя Восьмерчук опять нажала на железную кнопку своей джинсовой рубашки и чуть слышно сказала себе в воротник:
— Есть!
Потом она встала и сказала тихо, но четко:
— Лидия Евгеньевна, вам придется принести свои извинения ученику за систематически проявляемую в его адрес бестактность.
Все посмотрели на Женю.
Настала такая тишина, что стало слышно, как далеко от Москвы, на сочинских трассах идут тренировки по женскому многоборью.
— Что-что? — Лидия Евгеньевна поморщилась и огляделась, словно не могла понять, откуда звук.
— Извинитесь перед Корочкиным и в дальнейшем никогда не относитесь к ученикам по признакам их материальной обеспеченности, — негромким, каким-то бледно-железным голосом повторила Женя. — Такое поведение недостойно российского учителя, особенно учителя словесности.
У всех просто глаза разбежались, никто не знал, на кого смотреть — на Женю или на Лидию Евгеньевну.
А Женя прямо стояла за своей партой, маленькая, стриженая, похожая на мальчишку.
— Восьмерчук? Женя? — Лидия Евгеньевна посмотрела на нее так, будто Женя была говорящим насекомым. — Да ты что? Это что такое?
— Я не Женя Восьмерчук, я последняя разработка нашей военной промышленности, экспериментальный экземпляр. Скоро нас будет много, в каждом классе мы будем следить за поведением учителей. Ведь учитель в школе — это первый представитель государства, с которым встречается молодой гражданин нашей страны, и от поведения учителя, от его моральных качеств зависит очень многое в дальнейших отношениях молодого гражданина и государства, — очень четко и даже как-то занудно сказала Женя своим бледно-железным голосом.
— Так… Начитались, — усмехнулась Валерия Евгеньевна. — Насмотрелись, наслушались… Я сейчас же звоню твоим родителям…
— Научно-производственное объединение «Буран» мои родители, конструкторское бюро номер восемь, — поправила Женя. — А ваша вредность и опасность для детей составила уже сто двадцать процентов. Извинитесь перед Корочкиным и тогда, может быть, вам удастся остаться работать в школе уборщицей.
— Так, рот закрыла! — гаркнула Валерия Евгеньевна. — И к директору!
Женя Восьмерчук нажала на железную кнопку на рубашке и опять сказала туда тихо:
— Есть!
Потом она моргнула левым глазом и выпустила из него луч. Луч уперся в розовую и толстую Лидию Евгеньевну, и Лидиия Евгеньевна стала плоская, как диск, и прозрачная. Женя моргнула правым глазом, и плоская Лидия Евгеньевна стала сжиматься и испаряться, пока от нее не осталось одно маленькое серое облачко.
Женя села на свое место, как будто очень устала.
От облачка остались какие-то горелые лепестки вроде пепла.
Те, кто успел достать мобики, чтобы фоткать, разочарованно вздохнули, так быстро все случилось.
В класс вошли двое военных и дядька в белом халате.
Дядька собрал лепестки в пластиковую коробочку, а военные взяли Женю за руки.
— Живите дружно, ребята, — сказала Женя нам на прощанье. — Помогайте друг другу.
А сфоткаться вместе с Женей нам не разрешили, ведь она — военная тайна.
На следующий день нам прислали Никиту Егоровича по русскому. Он придумал, что вместо денег на уборщиц надо просто разбиться на несколько бригад и дежурить по очереди, самим убирать кабинет и мыть пол. Мы рассказали ему про фонд взаимопомощи, и он устроил целое родительское собрание про это. Теперь все в нашем классе выполняют разные поручения, а деньги собирают на карточку, чтобы было, если надо кого-то выручить.
Недавно директор пришел к нам в класс и показывал фотографии Лидии Евгеньевны — она где-то далеко, в джунглях, пасет макак.
Вот как ловко Женя Восьмерчук ее телепортировала.
Мы часто разговариваем про Женю и никак не можем понять, кто она? Правда, что ли, военный робот в виде маленькой бледной девочки, похожей на мальчика?
Дамиру бабушка сказала, что Женя, наверное, настоящий пионер. Они смелые и всегда заступаются за слабых. Дамир прикололся к этому слову — «пи-о-нер» и хочет тоже так называться.
А Катя говорит, что Женя — ангел. Теперь такие специальные ангелы, новые.
Вот бы спросить у отца Владислава… Но ему всегда некогда…
Развязка
С самого начала было ясно, что ничего не выйдет.
Мы через пять минут уже вдрызг разругались все. Дронова такая дура… Всегда дурой была, с первого сентября первого класса, а к старости такое ни у кого не улучшается. Илюху я вообще чуть не ушиб. Хорошо еще, по скайпуругались. Далеко тянуться, чтобы ушибить. А всё Сашич, обширный ум, это он запустил тему, что пора показать детям Россию.
Да и самим повидаться заодно.
Двадцать первая школа, дачки по Киевке, шахматный кружок или театральная студия, походы на байдарках – мы вместе росли, а теперь нас здорово пораскидало по свету. Дети, кстати, у нас очень разнокалиберные и у некоторых тоже разбросанные по разным концам земли, но после третьей «скайп-конференции» все же договорились: решено, этим летом показываем детям Россию.
Но сперва надо узнать, как там и что, давно не были, а средствам массовой информации верить нельзя. Так что вот пусть Сашич, раз он предложил, и едет на разведку, глянет, как там социально-политическая обстановка, не опасно ли туда соваться с детьми. К тому же Сашичу ближе всех, он живет в Австрии, это небось не мне из Вермонта переться и не Дроновой из Мексики.
Давно мы в России не были – родителей у кого-то уже не осталось, а чьи-то переехали к нам, так что ездить не к кому и незачем…