– А какого черта Гумилева-то?
– Пришли дети, которые записались в театральную студию, я говорю там, давайте с вами познакомимся, расскажите о себе, что читаете, кто ваши любимые поэты… А у всех девочек любимый поэт Асадов! Одна самая крутая, у нее Андрей Дементьев. Ё-мое! Ну, я не мог молчать.
– А ты что хотел-то от рабочей окраины, я не пойму? Бодлера в подлиннике? Спасибо, что так. Могли бы и бритвой по глазам.
– Ну они слушали, балдели вообще, прослезились, а потом стукнул кто-то директору…
– Народник хренов! И куда собираешься трудоустраиваться, как сказала бы наша деканша?
– Уже устроился, грузчиком в Южный порт.
– С твоим позвоночником? Дорогая редакция, я офигеваю, поэтому пишу вам… Просветитель нашелся…
Во двор заходит девочка лет шестнадцати в хайратнике вокруг головы, с холщовой сумкой через плечо.
– Здравствуйте! Ой, какой дворик здоровский! Это здесь готовят первый московский безвелосипедный велопробег? Мне Клякса сказал. Мы с ним на даче дружим, хотя он старше меня на целых четыре года. Клякса предупредил, что к вам можно только через знакомых. Еще я знаю одного там Антона, а он дружит с таким Ваней, который гений, из сто двадцать седьмой школы…
Юра был невысокого роста, а девочка долговязая, но Юра все равно посмотрел на нее, «как бык на божью коровку».
– Я даже не знала, что есть переулки с такими названиями. Вот здорово! А у вас есть колокольчики? Ну, если один переулок Колокольников, а другой – Подколокольный, то у вас обязательно должны быть колокольчики.
Толя улыбнулся. Очень смешная была девочка.
Юра продолжал держать «взгляд быка на божью коровку». А потом сказал:
– Спасайся кто может, – сел на корточки и принялся дальше чинить велосипед.
Девочка пошерудила в своей холщовой сумке и достала несколько маленьких колокольчиков. Такие продавались в магазинах «Охотник».
– Вот. Теперь у вас есть колокольчики!
– Милая барышня. – Старушка перестала жонглировать. – Вы активный человек, бываете, наверное, в учреждениях…
– Так, опять… – простонали Юра и Толя.
– Эти молодые люди какие-то легкомысленные, не придают значения важной информации, которую необходимо срочно передать в компетентные органы. Минувшей ночью со Сретенского бульвара украли несколько больших старых деревьев…
– Тетя Соня, там метро строить будут, – громко сказал Толя. – Вот и спилили.
– Соня, раз украли, значит, так надо, небось не в Америке живем, – ввернул Юра.
– В Америке не в Америке, а среди жуликов живем, так все деревья разворуют, – и старушка Соня снова принялась жонглировать, в полном недоумении бормоча: – Вы охламоны, молодые люди, но вы должны кем-то стать, вы просто обязаны просиять, и я буду выступать с мемуарами… В конце лета восемьдесят четвертого года в мою комнату на Подколокольном постучался странно одетый молодой человек и спросил, могу ли я перепечатать его стихи в долг… Это про вас, Юра, вы помните, как мы познакомились? Я новый дворник, сказали вы, дворник за жилплощадь, а еще режиссер и поэт…
– Так откуда же будет стартовать велопробег? Подколокольный –Колокольников или Колокольников – Подколокольный? – серьезно допытывалась девочка. – С Колокольникова, если по бульварам, то под горку, легче ехать.
Юра перестал чинить велосипед и встал:
– Девочка, забудь. Не надо с нами ходить. Свинтят и побьют.
– Что?
– В милицию, говорю, заберут и поколотят.
– В милиции?! Кто?
– Так, Толя, давай эвакуируй эту малышовую группу. А с Кляксой я сам разберусь. Хорош крендель… Сам-то не идет…
– Пойдемте, я вас на трамвай посажу, – предложил Толя. – Или до метро? Правда, вам лучше с нами не ходить. Не обижайтесь. Вот когда будет концерт какой-то квартирный, я вас приглашу, это другое дело. Если, конечно, никакой КООД туда не нагрянет.
– А что такое ка-от?
– Комсомольский оперативный отряд дружинников, – улыбнулся Толя. – Следят, чтобы люди музыку правильную слушали и стихи какие надо читали. И писали тоже.
Они шли к бульварам.
Девочка помолчала, размышляя над услышанным, и сказала:
– А правда же, эта бабуся, Соня, похожа на обезьянку без шарманщика? Ну, как будто шарманщик умер или потерялся и обезьянка осталась одна.
– Правда, – согласился Толя и первый раз посмотрел на девочку внимательно.
Они подошли к трамвайной остановке «Яузские ворота». В углу спал пьяный. Трамвая дожидалась женщина с авоськой. Из авоськи торчала тощая и синяя нога мороженой курицы.
– Вот, смотрите. Вы мне колокольчики подарили, а я вам… – Толя достал из кармана рубахи бусы. – Это из дынных косточек. Соня делает. Она потом лаком для ногтей покрывает, разноцветным. А эти еще не успела покрыть, так что в случае войны и голода вы сможете их поджарить и съесть.
Девочка протянула раскрытую ладонь, чтобы взять бусы.
– Ух ты! – удивился Толя.
– Что?
– У вас очень хорошие линии жизни и судьбы, – авторитетно сказал он. – Просто на редкость. Сплошное счастье.
– Правда? – Она смотрела на него снизу вверх радостно и доверчиво. – А то вот у нас у одной девочки есть тетя, которая по руке гадает, и она…
– Не верьте тетям. Я лучше понимаю. Прекрасная жизнь и судьба. Вот увидите! – пообещал он и надел на нее бусы из дынных косточек.
Они молча улыбались друг другу.
Подошел, стуча и пыхтя, красно-желтый трамвай.
– Пока, – сказал Толя.
– Ага! – Девочка впрыгнула в трамвай и уже оттуда крикнула: – Так не забудьте про концерт!
Ни в какой хиромантии Толя ни капли не разбирался. Просто захотелось сказать ей что-нибудь хорошее. Смешная была девочка.
Рюмочная, столы покрыты клетчатыми клеенками. Пахнет водкой и тряпкой, которой помятая тетя в наколке стирает со столов. Толя встречается со своим папой. Папа – человек лет пятидесяти, в дымчатых очках, с шейным платком под рубашкой.
– Прочитал?
Папа достал папку со стихами:
– Конечно! Прочитал с удовольствием, скрывать не стану.
Толя обрадовался:
– Спасибо! Надо еще критикам каким-нибудь показать. Сможешь?
– Критик – прекрасная профессия для умных бездарных людей. Только покажи кому из наших критиков такие стихи – разгромит из одной зависти… Твой друг весьма одаренный человек. Но это же катастрофически, тотально непроходимо. «Приди туда, куда тебя не звали, я знаю, ты не можешь не прийти в тот день, когда меня арестовали на середине Млечного пути…» Ну что это такое? Кто арестовал, за что, откуда у молодого человека в нашей стране такие мысли? Или вот – «Страна по имени Нельзя, отечество глухих согласных…» И с таким мироощущением он хочет печататься еще где-либо, кроме самиздата…
Толя приуныл и разозлился:
– Юра действительно молодой поэт. А не эти молодые в твоем журнале, которым по пятьдесят… Он в армии служил, русский, родословная класс – мать нянечка в детском саду, отец младший офицер из деревенских. Небось не писательский сынок…
– Да при чем тут все это?
– Прекрасно знаешь, при чем… Значит, в своем журнале ты не сможешь опубликовать? Даже в порядке эксперимента?
– Это, брат, не мой журнал, а государственный. Никакая цензура не пропустит, да и с меня семь шкур сдерут. Я не могу сейчас так рисковать. Старик Малаев болен, и есть большая вероятность, что я займу его кресло. Тогда мы с вами горы свернем. Потихоньку начнем сворачивать… И Юру твоего напечатаем, слово даю. Но сейчас надо быть осторожным. Бедняга Малаев… Десятилетиями писать одно, думать другое, говорить третье… Ад… И надо сделать все, чтобы ваше поколение не повторило этой судьбы… Но я не могу лезть на рожон, занимая кресло зама главного…
– Да брось ты его на фиг, кресло. Выкинь в окошко. На кой оно тебе, если нормальные стихи боишься напечатать? Поэтескам безмозглым головы морочить? Кресло!
– Злой ты, сынок, потому что молодой и глупый. Гордишься, что в армии служил? В батальоне Мосфильма хвосты крутил кобылам… В глубинку бы тебя отправить, без блата, в настоящую армию, посмотрел бы я…