— Кому Мухаммед подарил, тот пусть и пишет! — сказал папа и бросил трубку.
Затем он подошел к Саше и вручил подарок — беговые коньки.
— За что? — растерялся Кац-младший, но вместо ответа получил подзатыльник. Затем папа встал посредине комнаты, расставил ноги, скрестил на груди руки и начал читать:
Папа читал весь вечер. Сначала он читал поэзию, затем перешел на прозу. К полуночи папа выдохся.
— Вот это — классика! — сказал он и попросил чаю с лимоном.
На следующее утро на втором этаже школы, где учился Кац-младший, на стене, где висели портреты классиков русской литературы, между Чернышевским и Гоголем появился портрет папы Каца. Он был немного больше остальных, но не потому, что Саша ставил папу выше великих писателей, а только потому, что другого дома не оказалось.
Портрет висел долго, до большой перемены… Затем его сорвали, а Саше поставили двойку по поведению. Может, папа обиделся за сына, может, за свой портрет, может, еще за что — неизвестно, но вскоре они все решили уехать… От Нины Антоновны, от режиссера, от шейха Мухаммеда и его часов… Нина Антоновна очень шумела.
— Видали мы русских классиков, которые уезжают!!! — кричала она.
…Кац-младший уже забыл ее. Он прекрасно говорит по-английски. Папа английский учить отказывается. Он бродит по Манхэттену и твердит свой «Белеет парус…» Что с него взять — русский классик!..
ТАНГО СОЛОВЬЯ
Круглый год он носил фетровую шляпу с большими полями, но все мальчишки во дворе знали, что под шляпой у него лысина. Трудно сказать, когда это заметили. Возможно, когда он здоровался, слегка приподнимая шляпу и наклоняя голову.
Во дворе все знали друг друга, все друг с другом здоровались, слегка наклоняя голову, а из настежь открытых окон всегда неслась одна и та же мелодия — «Танго соловья».
Но он уже давно перестал снимать шляпу, он кланялся в шляпе, и все равно все знали про лысину. Вполне возможно, что обо всем разболтала соседка — дома-то он ходил без шляпы. А она могла разболтать, поскольку полы в местах общего пользования он мыл чрезвычайно плохо, и за ним приходилось перемывать. Короче, причина так и осталась невыясненной, но все обитатели дома, до двенадцати лет включительно, знали, что под шляпой ничего нет…
Нельзя сказать, что над двором висел постоянный крик «Лысый!» — это было бы неправдой. Утром, когда он уходил на работу, никакого крика вообще не было — мальчишки спали, и можно было смело появляться вообще без головного убора, неся его в руке. Но он этого себе не позволял. Мальчишки могли его увидеть только вечером, когда он возвращался со службы. Они занимали позицию за поленницами дров, разбросанными по всему двору, и стоило ему показаться под аркой, как раздавался разбойничий посвист, после чего следовало: «Атасс! Лысый идет!».
Первое время он не реагировал, всем своим видом показывая, что это относится не к нему, и широко улыбался всем этим ухмыляющимся рожам, высовывавшимся из-за поленниц. Затем он перестал улыбаться, стал ходить гордо и даже купил тросточку, важно постукивая ею по каменным плитам дорожки, ведущей к его подъезду. Ему казалось, что то их отвлечет и переключит внимание на тросточку, и что они начнут кричать хотя бы «Эй, пижон!» Но ничего подобного не случилось, кроме того, что один из них поинтересовался: «Эй, лысый, где тросточку достал?» Он запустил в него тросточкой, но не попал… Этот «один», которого все звали «Тарзан», вообще был заводилой. Лысый это сразу заметил. Как-то раз, когда «Тарзан» куда-то уехал с родителями, во дворе сразу наступило перемирие. Лысый даже решил провести эксперимент Он встал посреди двора, снял шляпу и минут пятнадцать стоял с непокрытой головой — ниоткуда не раздалось ни звука. Он бы так стоял дольше, если бы не дворничиха.
— Грамотный, — сказала она, — а в мороз без шляпы стоите. Вот голову застудишь — будешь знать!..
Он отряхнул с лысины снег и побрел домой.
Через неделю «Тарзан» вернулся, и война возобновилась с новой силой.
Но лысый уже знал, с кем бороться. Нет, он, конечно, стерпел бы если б его называли «лысым» один на один. Один на один он бы, может, многое стерпел, но иногда он возвращался с дамой…
Лысый шел на разные хитрости — один раз он пустил даму вперед, а сам появился минут через десять. Но «Тарзан» заорал:
— Эй, лысый, ты чего даму бросил?!