— Два яйца, пожалуйста, — сказал дед.
Кура не реагировала.
— Что ты с еврейской курой говоришь по-русски, — заметила бабушка и ласково проговорила, — цвей эйер, — и почему-то добавила, — плиз.
Кура не повела и головой.
— Мы не в Америке, — сказал дед. — «Плиз» открывает все в Америке. И потом, почему мы решили, что она должна поднести нам завтрак? А может, это обед?..
Они сели во дворе на солнце и стали ждать обеда.
— Я приготовлю яйца вкрутую, — мечтательно сказала бабушка.
— Ты как хочешь, — возразил дед, — а я выпью свое сырым. В сыром больше силы. Шаляпин пил сырые.
— Шаляпин — певец, — заметила бабушка, — великий певец.
— А, может, я хочу тебе спеть? — сказал дедушка. Он огладил бороду:
Он пел минут пять.
— А, как? Это без яйца. А что будет с яйцом?!..
Обед кура тоже не поднесла.
— Что можно было ожидать от твоей сестры, — ехидно заметила бабушка, — «кулак антисемита»!! Что можно ожидать от человека, который на свадьбу дарит телегу?!
— Чем тебя не устраивала телега? — спросил дед.
— А тем, что у нас тогда не было коня! А мой брат, между прочим, подарил нам коня.
— Когда уже не было телеги, — сказал дед. — Есть волосы — нет расчески, есть расческа…
— Нету яиц! — закончила бабушка.
Дед долго молчал. Гладил бороду. Щурился на солнце.
— Куриные мозги, — наконец сказал он.
— Что? — спросила бабушка.
— Мы идиоты, — сказал дед, — глупее куры. Сегодня же суббота, Неся. Мы забыли, а она — помнит. Кура снесет нам яйца к царице-субботе.
Как только взойдет луна, она озарит своим загадочным светом угол, и ты увидишь два яйца, необыкновенных, как жизнь еврея.
Взошла луна. Она светила мертвым светом с черного неба — угол был пуст. Курица спала, удобно устроившись на дедушкиной подушке.
— Возможно, в субботу нельзя нести яйца? — предположила бабушка.
— В Торе об этом ничего нет, — заметил дед.
Он разлил остатки бессарабского вина и произнес над ним субботнее благословение. Потом он произнес молитву над зерном, поскольку булки не было, сказал «Аминь», и они молча жевали эту нехитрую пищу.
Яиц не было и на следующий день, и на второй, и на третий…
— Ну, что ж, — сказала бабушка, — если ты не хочешь, чтоб мы съели твои яйца — мы съедим тебя.
— Как мы можем ее съесть, — спросил дед, — когда мы должны отвезти ее в Америку, моей сестре?
— Если мы ее не съедим, — заметила бабушка, — некому ее будет отвозить в Америку. Мне кажется, что брат важнее, чем кура. Даже для твоей сестры.
— То есть, ты хочешь ее зарубить?!
— Я хочу есть! Почему, когда такой аппетит — нечего жрать?
— Закон шевелюры, — пояснил дедушка.
— Я бы с удовольствием съела отварной кусочек.
— А я б жареный.
— Хорошо, жареный — так жареный, — согласилась бабушка, — и еще я тебе начиню шейку — луком, шкварками и мукой.
— Побольше лука, — попросил дедушка, — а из ножек сделай студень с чесночком и хреном. Ты еще помнишь, как он делается?
— А как же! Я ж его делала на нашу свадьбу. И редьку с медом.
— У-у, михае, — у деда потекли слюнки, — сделай сегодня такую же.
— Хорошо.
— И штрудел с антоновкой! Я люблю штрудел с антоновкой!
— Что за вопрос — все приготовлю! Только где взять редьку, мед, антоновку?
Дед несколько пришел в себя.
— … И лук, и чеснок, — печально произнес он, — и муку?.. Но кура-то у нас есть! Идет царица-суббота, ты успеешь приготовить куру к ее приходу? Богу будет угодно видеть куру на нашем столе.
— Конечно, — сказала бабушка, — сейчас поставлю кастрюлю, а ты пока зарежь.
— Кого? — не понял дед.
— Куру.
— Я?!
— Ну, а кто же? Шойхета-то нет.
— Да, да, — горестно протянул дед, — это печально… Но по еврейским законам куру может зарезать только он. Иначе ее нельзя есть.
— А если шойхета зарезали?
— Не знаю. В Талмуде нет ни слова, кто должен зарезать куру, если зарезали шойхета.
— Талмуд предполагает, что его читают умные люди, — сказала бабушка — и они должны понимать: если нет шойхета — режет обычный мужчина.
— Как?! — вскричал дед. — Она же не будет кошерной?! Кура будет трефной!
— Лучше остаться живым, но трефным, чем кошерным, но мертвым, — сказала бабушка и протянула ему нож. — Иди, суббота приближается.
— Убери нож! — приказал дед. — Я должен посоветоваться с Богом.
— Только побыстрее — предупредила бабушка, — уже восходит луна.