Жан Ануй
Коломба
Colombe de Jean Anouilh (1950)
Перевод Н.Жарковой (Стихи в переводе П. Борисова).
Действующие лица:
Мадам Александра, знаменитая трагическая актриса.
Жюльен, ее сын
Арман, ее сын.
Коломба, жена Жюльена.
Эмиль Робине (Наш дорогой поэт), поэт, член Французской академии.
Дефурнет, директор театра.
Дюбарта, актер.
Мадам Жорж, костюмерша мадам Александры.
Ласюрет, ее секретарь.
Парикмахер.
Педикюрщик.
Маникюрщик.
Официант от «Максима».
Рабочие сцены.
Администратор.
Режиссер.
Действие первое
Коридор, куда выходят двери артистических уборных, тут же уборная мадам Александры, открытая зрителю. Коридор освещен тускло, уборная еще полутемная, Коломба сидит на стуле, Жюльен шагает по коридору. Очевидно, оба ждут чего-то. Входит, неся стул, мадам Жорж, костюмерша.
Жорж. Вот вам, садитесь, мсье Жюльен. Придется еще подождать.
Жюльен (в глубине сцены). Спасибо, Жорж. Но я же тебе сказал: лучше я постою.
Жорж. Все так говорят поначалу, а потом, глядишь, ноги устанут. Мой старший был совсем как вы, — все стоял да стоял. А знаете, до чего достоялся? До расширения вен. А я вот всегда сижу, и потому у меня ноги не болят, только зад устает.
Жюльен. Плевать мне на твой зад, Жорж. По мне бы только старуха пришла поскорее.
Жорж (Коломбе). Сначала мурашки бегают, а потом начинает крестец ломить, а там и до поясницы доходит. Все давишь и давишь на одно место, вот под конец оно и немеет.
Жюльен (кричит Коломбе). Скажи ей, пожалуйста, что тебе надоело, что тебе неинтересно слушать про ее задницу! А то через пять минут она тебе ее продемонстрирует.
Жорж. Просидеть тридцать лет, мадам Жюльен, дожидаясь конца спектакля! А некоторые пьесы ох и длинные! Вот все говорят, тяжело, мол, приходится чернорабочему, а наше костюмерное дело тоже тяжелое.
Коломба. Но вы же не обязаны все время сидеть?
Жорж. Нет, конечно, но тогда ноги устанут. А у меня после шестых родов тромбофлебит был и до сих пор дает себя знать.
Жюльен (орет). Плевать мне на твой флебит, Жорж! Поди посмотри, на сцене старуха или нет!
Жорж. Нет. Перед репетицией она всегда заходит к себе в уборную. Старуха! Хорошенькое дело величать так родную мать, да еще в таком месте.
Жюльен. Ты мне нравоучений не читай!
Жорж. Нет, вы только послушайте его, только послушайте! Ну вылитый мой старшой. Помню, когда мужа принесли с отрезанными ногами — он попал у Панарда под машину, чистил ее и попал, — так вот я подумала: ну, теперь поживу спокойно, бить меня больше некому. Но, видно, мадам Жюльен, никогда нельзя зарекаться: старшой начал драться, как отец, и по субботам тоже вечно пьян. С детьми одиа беда. Мой третий, тот, что от туберкулеза помер, — тот, я вам доложу, совсем тихий был. Сидит, бывало, у себя в уголке, кашляет, харкает или играет целый день в одиночку деревянными чурочками. Зато другие… А от вашего малыша, мадам Жюльен, вы хоть радости-то имеете?
Коломба. Ему ведь всего только год.
Жорж. В таком возрасте они еще несмышленыши. Вот когда начнут ходить на завод, тогда и покажут себя. А здоровенький он у вас?
Коломба. Да, здоровый, спасибо.
Жорж. А какашки? Какашки у ребенка самое главное. Если у ребенка хорошие какашки, значит, растет здоровым.
Жюльен (в бешенстве подходит к ней, хватает ее за руку). Если ты, Жорж, скажешь еще хоть слово, я поступлю, как пятеро твоих сыновей: изобью тебя.
Жорж (спокойно, Коломбе). Вот все они мужчины такие, мадам Жюльен, все одним миром мазаны, только и есть у них на уме — драться. И подумать, ведь на моих глазах вырос!
Жюльен. Вот именно! Слишком долго я тебя слушал.
Жорж. А какой он был миленький мальчик! Бывало, ждет мадам в воскресенье утром и просит меня: «Жорж, дай мне нуги». Ведь верно, мсье Жюльен?
Жюльен (обескураженный, отпускает ее руку и отходит). Верно.
Жорж. А знаете, кого он мне напоминал? Моего третьего, того, что от чахотки помер. Тоже, бывало, сидит себе тихонько в уголке и смотрит на вас. Скажет только «дай нуги» и молчит. У него, мсье Жюльена то есть, тоже были слабые бронхи.