— Сергей Дмитриевич, закуски подавать? — Соня спрашивала и всхлипывала одновременно.
Запах гусиной печенки и свежего укропа заставил повременить с чаепитием. Гущин и Колчин дружно накинулись на еду, в два счета уничтожили поданные закуски, потребовали еще. Обнаружилось, что за столом легче смотреть в глаза друг другу, и даже возможно разговаривать. Катя нашла их оживленно обсуждающими преимущества новых авто, появившихся на городских улицах. Можно подумать, не слышали, как она звонила в дверь, не ждали новостей из больницы, а просто ужинали. Катя отметила более чем на половину опустошенную бутылку хереса и неожиданно расплакалась. Она держалась в больнице, вынесла ужасную сцену у Любы дома, но херес и беседа об авто — это оказалось чересчур.
— Вам не интересно, жива ли Любаша, — крикнула она. — Ну, так я вам и не скажу ничего, и объясняться не стану.
Муж захлопотал вокруг нее, усадил на диван, подложил под спину подушку, велел Соне принести чаю и валерьянки. Петр Александрович, внимательно и ревниво наблюдающий его суету, взялся уверять Катю, что ни минуты не верил в серьезную опасность для Любы. Он же сам сделал ей промывание желудка. Никакого яда, Люба травилась спичками, тогда в коляске он не успел сказать, Катерина же ему не давала рта раскрыть. Самое страшное что Любе грозит — язвенная болезнь, и то вряд ли. Следствия никакого не будет, разумеется, если из-за каждой неуравновешенной барышни следствие проводить, то это, знаете ли… Проблема у них одна, пусть и серьезная, чтобы Павел Андреевич не узнал, что Люба пыталась покончить с собой в их рабочей лаборатории, и почему она там находилась. Кстати, действительно, почему? Катерина Павловна не хочет объяснить?
— Петр, что ты, ей Богу, видишь же, в каком она состоянии. Давай отложим до завтра. Думаю, ты прав, никто так скоро нас в участок не потянет. Разве, через неделю, для проформы. Кстати, если вызовут, то тебя — ты ведь Любу нашел, ты в больницу доставил, и ты же сбежал, не представившись. Так-то. А, в самом деле, как Люба себя чувствует? — Колчин стоял на коленях подле дивана и гладил жену по голове и плечам.
Катя не могла взять в толк, почему они спокойны. Неужели сытный ужин и бутылка хереса подействовали? Ну да, они-то сидели за столом, пока ее допрашивали сперва в больнице, после — Любин отец. Гущин, когда примчался к ней со страшным известием, был сам не свой от волнения, из больницы сбежал — надо же придумать. Откуда сейчас такое равнодушие?
— Люба жива, опасности для жизни нет, — кратко ответила и уткнулась лицом в подушку с голубым цветком. Разговор окончен.
— Серж, а ты знаешь, почему Люба оказалась в нашей мастерской, — возвысил голос Гущин. — Мне кажется, Катерина Павловна использует свою слабость, чтобы не отвечать, на самом деле, она не… — ему не удалось докончить фразу. Катерина резво вскочила на ноги, прикрывая лицо ладонями, оттолкнула мужа и гордо, насколько позволяла ситуация, направилась в ванную. Тщательно вымыла лицо оливковым мылом, промокнула тонким льняным полотенцем и вернулась в столовую. Взялась за спинку стула — спокойно, не стискивая ее, и пальцы не побелели, а рассеянно поглаживали дерево — прищурилась на своих мучителей.
— Я дала ей ключи, чтобы Люба могла встретиться там с одним человеком.
Колчин вспыхнул: — Ты устроила из нашей мастерской дом свиданий? Сколько времени это продолжалось? А, какая разница… — Обежал вокруг стола, поравнявшись с женой, протянул руку, взял со стола фужер и бросил его об стену, но фужер выбрал чистый, наверное, чтобы не осталось следов на новеньких обоях. Катя еле удержалась, чтобы не съязвить: это ее обязанность — бить посуду во время скандалов. Выглянула совсем уж перепуганная Соня, выглянула и сразу обратно в каморку.
— Серж, друг мой, что ты себе позволяешь, — настроение у Гущина заметно поднялось, он впервые наблюдал, как ссорятся его друзья. Эта сцена чудесно усмирила боль, не покидавшую Петра Александровича более полугода, с самой их свадьбы.
— Какие глупости, подозревать Катерину Павловну, или несчастную Любу. Я и сам хорош, накинулся на Катю, как инквизитор, да оба мы хороши. Но у меня есть оправдание, терпеть не могу политики, потому и тянул из Катерины признание. Хотел удостовериться. Ну что ж, худшие подозрения подтвердились.
По внешнему виду Гущина, его довольной и плутоватой улыбке, топорщащимся, как у кота, усам никак нельзя бы предположить, что подтвердились худшие подозрения, скорее, наоборот, радостные чаяния: — Люба встречалась там с Самсоновым.