«Воздушная стихия завоевана, – писал «Огонек». – Завоевание это – одна из величайших побед созидающего человеческого духа – чревато такими последствиями для современной культуры, предусмотреть которые не в силах самое пламенное воображение. Ни одно из событий текущей жизни не может сравниться по своему внутреннему значению с опытами авиации».
Командир Воздухоплавательного парка генерал-майор А. М. Кованько, видный организатор русского военного воздухоплавания и авиации, крупный ученый и изобретатель, удостоенный в 1909 году на Международной выставке в Париже высшей награды «За совокупность изобретений и за пользу вообще, принесенную воздухоплавательной науке», оценивая итоги авиационной недели, сказал, в частности:
«На первый план я ставлю военное значение воздухоплавания. Мы, военные, нуждаемся одинаково как в воздушных шарах, так и в аппаратах тяжелее воздуха. Для наших целей прежде всего необходимо, чтобы с летательных аппаратов можно было наблюдать, а затем – чтобы они не могли расстреливаться неприятелем».
Однако генерал, человек широко образованный, видел в воздухоплавании помимо военной и другие стороны: научную (или, как он выражался, «ученую»), коммерческую и спортивную, в чем был, безусловно, прав.
Характеризуя полеты на Коломяжском ипподроме, достоинства и недостатки отдельных аэропланов, Александр Матвеевич Кованько выразился так:
«Во время состязаний нетрудно было убедиться, что наибольшее удовольствие публике доставил Моран на изящном аппарате «Блерио». Аппараты Райта, на которых летал господин Попов, снабжены весьма плохими, кажется бракованными, моторами, которые, сверх того, очень капризничали при приведении в действие, по неопытности механиков. Я считаю аппараты Райта одними из самых неустойчивых в продольном направлении. Необходимо, чтобы пилот умел ими управлять во время ветра, так как они при своей громоздкости очень мало устойчивы и утомляют авиатора. Что касается участвовавших в состязаниях пилотов, то нужно воздать должное Н. Е. Попову, великолепно себя зарекомендовавшему с первых же шагов своей авиационной деятельности. Его неустрашимость неоднократно проявлялась в течение всей недели. Если он не выказал всего своего искусства, то это надо объяснить тем, что в его распоряжении были не особенно удачные экземпляры «райтов».
Офицеры Воздухоплавательного парка, – добавил генерал, – вместе со мною ежедневно являлись на ипподром и внимательно за всем наблюдали. Военное ведомство приобретает для Воздухоплавательного парка аппарат Райта, и оно пригласило Н. Е. Попова для обучения господ офицеров полетам. Было бы весьма желательно, чтобы такие авиационные недели устраивались во всех крупнейших городах России».
19
Николай Евграфович готовился к переезду в Гатчину, где находилось учебно-тренировочное поле Воздухоплавательного парка, расквартированного в Петербурге. Вместе с ним предстояло выехать туда и Эдмонду, также приглашенному военным ведомством для обучения пилотов. Оно приобрело у Эдмонда его «Фарман», а также купило «Фарман» у Христианса. Кроме того, в распоряжение офицеров поступали отремонтированные «райты» Попова. Еще один «Райт», приобретенный военным ведомством у фирмы «Ариэль» и доставленный к тому времени в Гатчину, Попову предстояло облетать и окончательно решить вопрос о его приемке.
Переезд был намечен на 15 мая (28 мая по новому стилю).
Ранним утром Попов приехал в Гатчину. Он снял комнату вблизи учебного поля и в тот же день начал обучать летному делу поручика Е. В. Руднева, прикомандированного к нему с самого начала авиационной недели. Е. В. Руднев, в котором Николай Евграфович сразу разглядел человека, влюбленного в небо, был способным и добросовестным учеником. Он быстро овладел искусством пилотирования и, следуя примеру своего учителя, сумел ловко обуздать норовистый «Райт». Е. В. Руднев стал первым в России военным летчиком.
Другим офицером, которого по его настоятельной просьбе генерал-майор Кованько назначил обучаться полетам на «Райте» у Попова, был Н. Н. Данилевский. Но, задержавшись в Петербурге, он приехал в Гатчину лишь утром того дня, оказавшегося роковым для Попова, рассказ о котором впереди. И непосредственным учителем Данилевского станет в дальнейшем уже не Попов, а ученик Попова – Е. В. Руднев. Учителями его будут также офицеры Г. Г. Горшков и С. А. Ульянин – из той же плеяды первых русских военных авиаторов.
Ответственность за подготовку в Гатчине аэродрома к полетам нес поручик Г. Г. Горшков. Он же должен был сформировать команду из солдат для обслуживания этого аэродрома. Горшков доложил, что аэродром будет готов лишь к 15 мая. Вот почему Попов и выехал туда к этому сроку, а не 3 – 4 мая, как значилось в распоряжении Инженерного управления, которому была подчинена офицерская воздухоплавательная школа. Однако превратить учебное поле для запуска аэростатов в аэродром, по-настоящему отвечающий требованиям авиации, так и не удалось, что нашло свое печальное подтверждение в дальнейших событиях.
20 мая во время самостоятельного пробного полета на аэроплане Фармана, том самом, что был куплен у Эдмонда, потерпел аварию его ученик поручик И. Л. Когутов. Аппарат разбился вдребезги, однако пилот остался невредим.
На следующее утро, 21 мая (3 июня), на гатчинский аэродром прибыла специальная комиссия, назначенная военным министерством, для приемки у Попова аэроплана «Райт».
В отношении № 1646 заведующего электротехнической частью Главного инженерного управления командиру Воздухоплавательного парка говорилось по этому поводу следующее:
«Предлагаю... произвести освидетельствование и приемку этого аэроплана комиссией из офицеров парка, в состав которой надлежит войти и поручику Рудневу, который назначен начальником Главного инженерного управления для обучения полетам на этом аппарате.
Обучение будет производиться под руководством пилота общества „Ариэль” Попова...»
Погода благоприятствовала полетам. Но день начался с несчастья, которое многими было расценено как весьма дурное предзнаменование.
В одиннадцать часов внезапно заскрипели, затрещали и рухнули леса у строящегося дополнительного ангара. Они придавили пятерых рабочих. Их отправили в больницу, причем двое из пострадавших были в очень тяжелом состоянии.
Эта неожиданная беда произвела на всех гнетущее впечатление. Люди ходили понурые и раздраженные, как бы не видя и не слыша друг друга.
Ближе к вечеру, после обеда, механики и солдаты вывели из ангара «Райт», поставили его на рельс. Николай Евграфович, тоже непривычно хмурый и рассеянный, занял свое место на «венском» стуле, служившем сиденьем для пилота.
Заработал мотор, аппарат плавно, набирая скорость, покатился по рельсу и, соскользнув, устремился в небо. Сделав два круга над аэродромом на десятиметровой высоте, Попов стал забираться вверх, поднимаясь все выше и выше.
На одиннадцатой минуте он достиг тридцатипятиметровой высоты.
Вдруг показался белый дымок, и аэроплан, словно подбитая птица, устремился по скользящей линии к земле. В нескольких метрах от нее он неожиданно перевернулся и рухнул на поле, придавив своим телом пилота. Баки лопнули, бензин разлился, произошел взрыв.
К месту аварии немедленно бросились солдаты и рабочие. С трудом, осторожно извлекли они Николая Евграфовича, находившегося без сознания, из-под обломков аппарата. Его доставили в лазарет кирасирского полка, где врачи тщетно пытались привести Николая Евграфовича в чувство. Тогда его перенесли в гатчинский дворцовый госпиталь. Здесь у пострадавшего были обнаружены сильнейший ушиб головы, ушибы в области обоих глаз (сами глаза остались целы), многочисленные ссадины на теле и лице, перелом носовой перегородки в месте соединения с лобной костью, перелом двух пястных костей левой руки и перелом правого бедра в нижней трети, а также сотрясение мозга.