Последний шаг я сделал через силу, ведь вся моя уверенность резко улетучилась. Меня будто втянуло в центр сферы, и я не услышал, как она закрылась.
«Какого лешего?!« – пронеслось в моей голове. Я понял, что не чувствую своего тела.
«Не слышит...» – возникла мысль, которая явно была не моей. – «Но чувствует...»
«Не осознаёт... Но понимает...» – чей-то шёпот нёсся по моей голове, и если бы я мог управлять своей оболочкой, я бы схватился за голову и закричал.
«Мать хочет говорить... Но слишком слаб...» – это прозвучало как минимум обидно, эй!
«Тянется к неведомому... Как любопытное дитя...» – одно сравнение лучше другого, могли бы просто молчать, черти.
«Раскроет истину... Если пройдёт... ложь...» – я потерял нить логики. Эй, объясните уже нормально!
«Пусть... правду... Слабеет...» – кажется, их провайдер выпил лишнего.
И тут я почувствовал боль. Сильнейшую боль, которую не ощущал раньше. Меня будто сжигало изнутри, по крупицам, но со всей жестокостью.
Я провалился в забытие, и последнее, что увидел – то, как моё тело плавно, вперёд ногами, выплывает из сферы, свет от которой куда-то делся.
***
– Данлоп! – неразборчиво крикнули с той стороны, где ещё было моё сознание. Щёку пронзила боль, и повторный крик был яснее, – Данлоп!
Я открыл глаза – напуганный Фирс как следует меня тряс, пытаясь привести в сознание. Когда он занёс руку, чтобы отвесить мне оплеуху, я отполз и прикрикнул:
– В порядке я! В порядке!
– Фух... Я уж думал, какого хрена с тобой произошло. Не потрудишься объяснить?
– Откажусь. Сам пока мало что понимаю... – сказал я, потирая щёку. В голове медленно, но верно выстраивалась картина.
Всё, что меня искусственно заставили забыть, теперь вернулось на место. Дуэль с Грумзой, смерть гроамов. Разговор с комиссаром. Даже появились некоторые подробности, будто я был одновременно там и со стороны. Чёрт, я и не догадывался, что можно так легко изменить память человека.
Осознавать, что с тобой так поступили, жутко неприятно. Просто воспользовались, как вещью.
Тишину прервал старческий кашель. Я посмотрел в угол – тело лежало, держа руку на вертикально стоящем шесте. Старик поманил меня пальцем, и стоило мне подойти, заговорил:
– Ты... Смог, юноша. Я верю в тебя, дохляк. И духи верят. – старик улыбнулся и стянул с себя бинты. Мне открылось серокожее лицо, смутно знакомое, пусть и вместо бороды была кривая щетина.
– Ты должен идти дальше. Юноша, духи смотрят. И теперь я тоже буду среди них. В тот момент, когда ты дрался с Большим Бругхом, я покривил душой... Боя духа не было... В полной мере. Ты должен был победить... А Грумза – наказан за легкомыслие. Он тоже следит. А теперь – иди, Данлоп. Дай старику спокойно умереть. – с этими словами Шагила, Говорящий с Духами, склонил голову и испустил последний выдох.
Я встал и покрепче взялся за «Косорез». Фирс смотрел на меня немного недоумевающе.
– Ты мне многого не рассказал, когда мы были на корабле.
– Тогда я не помнил этого, спасибо ККВД. А сейчас – пошли. У нас есть миссия, забыл? Избавиться от Детей Скубы на Балтиморе. – я махнул ему рукой и пошёл вслед за шариком света, который, наверное, должен нас вывести отсюда.
– И как мы будем это делать, если нас только двое? Очередная дикая в своей сути авантюра, в которой всё зависит от тебя? – не скрывая иронии, бросил Фирс, меняя хват «Жабы» на походный и следуя за мной.
– Как ты угадал, а? – я громко и весело рассмеялся, и мой товарищ ко мне присоединился. И так, смеясь, мы вышли к ярко-фиолетовой двери.
– Ну что, кто первый? – спросил Фирс.
– Давай я. Если не вернусь, поставь мне цветочки на могилку.
– Угу, обязательно. Шуруй давай, балабол.
Я лишь кивнул и сделал шаг вперёд, навстречу своей войне.
Глава 17: Спасение мира...
Когда я шагнул в портал, мне пришлось оказаться в самом невероятном и необычном пространстве, в котором только можно быть.
Пелена белого света сменилась фиолетовой дымкой. Я оказался в тянущемся вдаль туннеле. Его граница казалась относительной, одновременно поддерживая ясную форму, но не ограничивая. Свет был и за ним, и в нём. Меня окружили несущиеся лучи разных цветов: синего, голубого, белого, ярко-фиолетового. Все они неслись мимо, в никуда. Я не чувствовал опоры под ногами; меня несло как в свободном падении, но я не чувствовал давления откуда-то. Моё тело меня не слушалось – оно застыло, подобно статуе. Я мог только шевелить глазами, оглядывая туннель.
Неожиданно тот конец туннеля стал становиться ярче и ярче, пока не стал болезненно белым. Белое пятно расширялось, тянулось в мою сторону. Из-за потока света я зажмурился, но всё равно чувствовал сильную боль.
И тут меня, наконец, выкинуло. Вместо калейдоскопа цветов – привычное тусклое серое небо Балтимора, бледный бежевый бетон, грязь, коричневого оттенка водица, вяло текущая по стоку. Я даже не сразу осознал, что я в реальном мире. Но когда осознание пришло, я вскочил, как ужаленный, и начал водить стволом плазмера из стороны в сторону.
Рядом, примерно в таком же состоянии, как и я, возник Фирс. Он ошалело мотал головой, и поймав меня взглядом, так и застыл с открытым ртом. Кивнув в сторону исчезнувшего портала, напарник вопрошающе глядел в мою сторону. Я только устало вздохнул и пожал плечами. Поняв, на что я навожу, Фирс поправил хват пулемёта, настроился на работу.
– И где мы? – спросил он, проходя стволом «Жабы» по верхнему уровню акведука, в котором мы оказались.
– Где-то. – многозначительно произнёс я, делая первую пару шагов вперёд. Каждый шаг сопровождался всплеском грязноватой водицы. Коричневые капли попадали на берцы и форменные брюки. Я сместился немного в сторону, чтобы ходить по сухому бетону. – Но что я могу сказать точно, эту штуку не используют уже давно.
– Удивительно, как ты пришёл к такому выводу, Данлоп. – бросил Фирс, закатив глаза и начав двигаться правее.
– Работаем как по учебнику? –спросил я, смещая ствол «Косореза». Фирс зеркально повторил мои действия, готовясь открыть огонь по любому противнику над моей пустой головой.
– Спрашиваешь ещё. Разве мы умеем по-другому? – с непониманием спросил мой второй номер, не прекращая внимательно оглядывать свой сектор. И в чём-то я с ним был согласен – мы не умели по-другому. Нас так вымуштровали, что нам и не приходило на ум, что можно сделать иначе. В Колониальной Пехоте не думают, а воюют.
– Лучше бы умели. – буркнул я.
Мы продолжили двигаться по акведуку, готовясь в любой момент вступить в бой.
Сам акведук выглядел печально – многоуровневая бетонная конструкция, окружённая строгими, высокими зданиями заводских цехов. Ярко-белые пластины, которыми были выполнены стены и крыши, контрастировали с серым, застарелым бетоном, трещинами и налипшей грязью. Оборванные провода свешивались вниз. Промокшие листовки прилипли к бетону и практически вросли в него. Полоски света меланхолично мигали и гасли.
Я отпустил цевьё «Косореза» и показал левой рукой на край нашего уровня акведука. Фирс кивнул и начал смещаться наверх, переместив ствол своего пулемёта направо. Я взял на себя прикрытие и двигался назад, осматривая наши тылы. Услышав на выбранном нами радиоканале шёпот «Готов», я отвернулся и ускорился, приблизившись к второму номеру.
Нам открылось крупное внутреннее пространство заводских цехов. Контейнеры для межпланетных перевозок, гравиплатформы, на которых покоились неизвестные металлические ящики. Иногда из цехов выбегали люди, чтобы что-то схватить или перебежать в соседний. Каждый цех имел своё погрузочное поле, отделённое двухметровыми заборами с лазерной сеткой. Между дорогами, сетью тянущимися вдоль зданий, пролетали грузовые и рабочие дроны, проскальзывая в специальные окна. Мы переглянулись – в глазах моего напарника читалось удивление.
– Мне казалось, что здесь бунтовщики должны были всё разгромить. – сказал он, скрываясь за бортом акведука.