— Это немалый риск.
— Война не бывает без опасности. За пять месяцев почти создан полк. Дальше муштровать бессмысленно. Пора идти в рейд. Но я не имею права! Попробуйте подтолкнуть к действиям де Клерона. Пусть отдаст приказ, а сам сидит в столице колонии и продолжает блистать на балах.
— Попробую, — побарабанив пальцами по подлокотнику кресла, согласился суперинтендант.
Тут наши устремления идеально совпадали. Ему, как и мне, требовался некий результат, позволяющий заткнуть глотки жалобщикам.
— За ваше здоровье, — провозгласил я, уловив окончание столь занимательной беседы.
Не в первый раз с глазу на глаз обсуждаем позиции и согласовываем действия. Он меня прикрывает, а я стараюсь при необходимости его поддержать. В Альбионе любовь ко мне после конфискаций животных, фуража и продовольствия практически испарилась. До ненависти повсеместной еще не дошло, однако к тому идет. Но в целом в колониях и метрополии имя по-прежнему на слуху, и даже мнения спрашивают. На удивление обширную переписку веду последние месяцы. Членам ассамблеи пишу с обоснованием действий. Кой-кому в соседних землях и особенно в газетах стараюсь ответить и получаю любопытные известия о происходящем там.
— В курсе последних событий в Париже? — спросил дез Эссар, показывая на сваленные в кучу газеты.
Я теперь не просто читаю, а внимательно изучаю происходящее в остальных колониях. Ну про Старый Свет тоже листаю, но без особого интереса.
— Реформы Бриена? Сложно судить. В теории сокращение затрат для государственного бюджета — правильный ход. Если верить газетам, расходы за последний год, несмотря на окончание войны, и так повесившей на казну огромный долг, по-прежнему превышают доходы.
Если бы я так себя вел, непременно в долговую тюрьму угодил бы. Похоже, единственный выход видят в продаже должностей и откупов, но это абсолютный тупик, и даже бесконечное терпение народа не стоит подвергать дальнейшему давлению.
— На все монопольные товары повысили налоги, включая соль. А вы знаете, что ее заставляют покупать? Раз не приобретаешь определенное количество — значит, пользуешься контрабандой. Каждый год тысячи человек штрафуются и сотни идут на каторгу за контрабанду и незаконную торговлю. Все это плохо закончится. Восстания уже происходили, и полыхнуть всерьез может в любой момент. Откупы надо отменять для начала! Налоги сделать одинаковыми для всех частей Соединенных Королевств и простыми, всем понятными. А пока предлагают снова повысить на десять процентов буквально на все.
— Черт побери! — показательно восхитился он. — А ведь есть люди, не верящие в ваше происхождение. И я понимаю почему! Какой из вас фермер, с такими речами!
— Не стыжусь прошлого, — сказал я честно, — чем бы все питались, если бы не люди, работающие на земле?
— Управлять тоже надо уметь! — назидательно заявил дез Эссар. — Причем для начала обложить налогами всех, а не одно крестьянство. Дворян с духовными лицами тоже.
А это уже подрывные речи, и выказано доверие в мой адрес. Не стану разносить, и он в курсе. Подобного рода мечты разве в колониях можно свободно провозглашать? Здесь все платят, но далеко не одинаково. В метрополии, в обществе — не поймут. Слова отнюдь не шевалье, а буржуа или простолюдина.
— Согласно докладу суперинтенданта Франции, — он посмотрел и подчеркнул интонацией, — в газеты это не попадет, но мне переслали копию, — доходы королевства составляют двести шестьдесят четыре миллиона ливров, расходы — почти четыреста, а государственный долг — четыре и две десятых миллиарда ливров. На выплату процентов уйдет до восьмидесяти процентов собранных налогов.
— В остальных королевствах то же самое?
— Если не хуже. И, к сожалению, финансовые неурядицы усугубляются другими факторами. В одна тысяча семьсот восемьдесят четвертом году случилась тяжелая эпидемия дизентерии, пришедшая из Англии, где годом раньше из-за этой напасти погибло сто тридцать две тысячи человек.
— А?
Нет, я слышал, но столько…
— Да-да. Во Франции то же самое. На следующий год голод и грипп косили людей десятками тысяч. В восемьдесят пятом была сильная засуха по всей Франции. Естественно, голод, но пока небольшой. Восемьдесят шестой, к счастью, прошел без особых ужасов, но весна почти повсеместно оказалась сухой. Затем грянул восемьдесят седьмой. После зимы без снега пришел жуткий голод. Все, что не убила засуха, уничтожил град с голубиное яйцо, выпавший в середине июня по всей центральной Франции. Ну и до кучи зимой восемьдесят восьмого — восемьдесят девятого года пятьдесят семь дней мороза без снега, привет, озимые, еще раз. Надо сказать, что население с тысяча семьсот пятнадцатого выросло на более чем десять миллионов. Было шестнадцать — стало двадцать восемь. И это норма. В Англии с девяти увеличилось до шестнадцати, а во Фландрии и вовсе удвоилось.