Он и настал, как всегда внезапно и крайне несвоевременно. И то, что Ричард пришел к ней, а не решил все сам, выбрав очередную ступеньку с богатством, было приятно для души, хотя та и болела. Ну что ж, рано или поздно это должно было произойти. Ничего не поделаешь. Теперь надо было повести себя правильно. Позволить ему уйти, но так, чтобы сам вернулся. Не отталкивать и не устраивать скандалов. В их семье она будет не первая незамужняя. Главное, что дети, она машинально положила руку на живот, станут не просто свободными, а по всем законам белыми. И хотелось бы, чтобы сын пошел в Ричарда.
Она особо не сомневалась, что тот его признает, но даже в ином случае хватит средств обеспечить жизнь. Даже после отдачи четверти заработка на нужды общины бегинок оставалось достаточно много. Никто не связывал акушерок, ушедших из общины на вольные хлеба, обязательством или еще какими условиями, но она попала туда, когда была молода и без средств. После смерти отца, не состоявшего в браке с матерью, не зря у нее была ничего не значащая и не имеющая отношения к настоящим белым родственникам фамилия Смит, они ничего не получили, и женщина с тремя детьми нашла единственную возможность пристроить девочку. На стирке им всем было не прожить.
Может, в том был замысел Господа, хотя Арлет так и не поняла причины выделения ее из остальных. Все они умерли от холеры, и она узнала о страшном событии только через месяц с лишним. А сама выросла и получила важную и доходную профессию. И никогда не забывала, что бегинки сделали для нее. Вере она не изменила. А вот клятве, данной самой себе перед алтарем, никогда не связываться с богатыми белыми, чтоб не повторить судьбы собственной матери, — да. И не жалела.
За дверью невнятно заговорили. Глэн заявился с очередным договором за подписью. Бернар не пускал.
Она так и не разобралась, зачем Ричард держал рядом рыжего пройдоху. То есть тот был явно не глуп и умел находить нужных людей, договариваясь о поставках и контрактах. При этом и себя не обижал, но по некоторым оговоркам любовника она достаточно быстро уловила, что о проделках своего слуги Эймс был не только в курсе, но и позволял тому действовать самостоятельно, лишь не давая переступать неких границ. В чужую добрую волю полковник не верил и регулярно проверял компаньона. Вполне мог бы обойтись и без личного финансиста.
Честно говоря, ее не особо интересовали эти махинации. Все поставщики и командиры полков занимались подобным, и это было в порядке вещей. Ей просто не нравился сам Глэн, и достаточно сильно. И дело было даже не в Бетти и его прошлом. Что бы там ни говорил Ричард, а в полную потерю памяти она не верила. То есть про такие случаи в результате ударов по голове или ранений слышать приходилось. Человек мог забыть и о происшествии, в котором получал травму. Но обычно память со временем возвращалась. Пусть не вся, а частично.
Но главным было другое. Она отчетливо ощущала его неприязнь. В первую очередь к ней, но и практически к любому человеку с темным цветом кожи. Her, вслух Глэн ничего такого не произносил и вел себя достаточно вежливо. Просто было нечто, о чем она никогда ни с кем не говорила. Ее бабка считалась дьявольским отродьем. Ведьмой. Могла вылечить, а при желании и сглазить. Более того, за хорошие деньги наводила порчу на абсолютно незнакомых людей. Человек просто чах без всякой причины и помирал. Еще привораживала. Деда, управляющего на плантации, так скрутила, что он готов был ради нее на что угодно.
Арлет ее не помнила, зато разговоров еще в детстве наслушалась вдоволь. Старики прекрасно бабку знали и даже после смерти жутко боялись. И мать до самой смерти норовила уйти от разговоров о своей мамаше. Она и сама кое-что умела, и это уже Арлет застала. Своими глазами видела, как тяжелобольные выздоравливали после жертвоприношений. Принести в жертву петуха или козу лучше всего. Однажды даже набралась смелости или глупости и спросила про человека.
Мать была по отношению к детям мягкой, и даже подзатыльники были редкостью. Но не в тот раз. Била страшно, приговаривая про страшный грех. И так-де берет на себя лишнее, будучи правоверной католичкой, но о таком даже помыслить чтобы не смела. Арлет усвоила. А заодно и мысль, что бокор[50] на такое пойти может, иначе не было бы такой реакции. Она никогда не приносила в жертву даже птицы и не ходила на обряды после вступления в бегинки, но память жива, и, как это делается, осталось. Будет ли прок, неизвестно, зато она точно знала: нечто и ей передалось. Иногда чувствовала эмоции, изредка видела печать смерти на лбу у абсолютно здоровых людей. И не смела им об этом сказать. Запросто примут за наславшую беду.