— Но радиация может быть опасна, — сказал молодой человек, — если оставаться в ней достаточно долго.
Аль-Хашими изогнул бровь в его сторону.
— Боишься, Хамуд? Ты?
— Нет. — Курд может быть таким же храбрым, как любой араб, подумал Хамуд.
— Опасаться нечего, — тонко улыбнулся аль-Хашими. — Хотя кое-что от луча может слегка просачиваться по границам притенной фермы, этот фургон экранирован. Мы едем в полной безопасности.
— И комфорте, — добавил Хамуд, чтобы показать, какого он мнения о роскоши шейха.
— Ты аскет, — усмехнулся аль-Хашими.
Хамуд покачал головой.
— Я не привык к такой роскоши. У шофера жизнь… менее комфортабельна.
— Ты хочешь сказать, — рассмеялся аль-Хашими, — что глава ПРОН не имеет своих мелких удобств?
— С удобствами революции не совершить, — сурово ответил Хамуд.
— Полагаю, революционер должен страдать ради своего дела. Это часть его образа.
Хамуд ничего не сказал.
— А эта женщина среди вас… эта Шахерезада… она тоже аскетка?
— Она символ, — ответил с бесстрастным лицом Хамуд, — и мало чего иного. Вождь ПРОН в этой части мира — я.
— Конечно, — согласился аль-Хашими.
— Мои последователи из ПРОН боятся вас, — сказал Хамуд. — Они опасаются, что получая от вас деньги и помощь, мы сами лезем в капкан.
— Твои последователи думают, — голос аль-Хашими напрягся до хрупкости, — что хашимитский шейх, потомок сына Пророка, нарушит свою клятву? Осквернит святость гостеприимства?
— Они люди молодые и необразованные, — пояснил Хамуд. — И голодные.
— И пуганые?
— Да, часто. Но они сделают, что я им скажу, несмотря на свой страх.
— Значит они храбрые.
Хамуд степенно кивнул.
— Почему они сражаются против Всемирного Правительства? — спросил аль-Хашими.
— Потому что они не желают, чтобы ими правили иностранцы. Лично я хочу увидеть независимый Курдистан, свободный от всякой иноземной власти.
— А зачем вы попытались убить архитектора, строящего дворец Калифа?
— В качестве символа нашего сопротивления Всемирному Правительству, конечно.
— Ни по какой другой причине?
— Да.
— У вас не вызывало гнева строительство дворца?
— Оно нам без разницы. Но, убивая иностранца, руководящего строительством, мы говорили Всемирному Правительству, что будем сопротивляться его диктатуре.
— Ты — дурак, — отрезал аль-Хашими.
Хамуд проглотил поднявшийся жарким комом в горле комок гнева и спокойно спросил:
— Как это так?
— Акты политического терроризма глупы, — заявил шейх. — Ими ничего не добьешься, кроме прилета из Мессины бригады Всемирной Полиции.
— Они служат символом.
— Символом! — У аль-Хашими был такой вид, словно он собирался сплюнуть. — Если уж вам надо ударить, так бейте там, где от этого будет какой-то толк!
Хамуд угрюмо посмотрел на него.
— Я задержал этого иностранца в собственном доме и сказал Всемирной Полиции, что наша собственная полиция владеет положением. Оставьте архитектора в покое. Если вы этого не сделаете, то Всемирное Правительство насядет на вас несмотря на мою защиту, и тебе и твоим последователям полностью не поздоровится. Вас раздавят, а ваш пепел развеют по ветру.
— Но зачем вы держите архитектора в доме? Его рана наверняка достаточно зажила.
— Моя дочь без ума от него, и я хочу держать его там, где могу внимательно следить за ними обоими.
Хамуд кивнул. Недостаточно внимательно, знал он. Бхаджат хватит ума, чтобы добиться своего.
А аль-Хашими между тем спросил:
— Я все еще не понимаю, что она делала на базаре в такое позднее время.
— Я всего лишь ее шофер, — ответил Хамуд. — Она велела мне ехать на базар, и я сделал, что мне велели. — «Она прореагировала точь-в-точь как ты, молча добавил он, когда услышала, что мы собираемся убить архитектора. Даже прежде чем встретиться с ним, она беспокоилась о его безопасности».
— Я должен отправить ее на «Остров номер 1». Это единственный способ спасти ее.
— А моим людям нужно каким-то образом нанести удар по Всемирному Правительству. Революционное движение либо шагает вперед, либо разваливается.
— Тогда ударьте где-нибудь в другом месте, не в Багдаде.
— Нам понадобится транспорт. И оружие. И взрывчатка.
Аль-Хашими коротко кивнул.
— Отлично. Я позабочусь о том, чтобы вы получили их. Но оставьте в покое Багдад.
Ты хочешь сказать, оставьте в покое Бхаджат, подумал Хамуд. И рассмеялся про себя. Но она оставит тебя, о шейх, и последует за мной. И архитектора она тоже покинет ради меня.
Медленно, как раз с такой неторопливостью, чтобы не сделать ее оскорблением, Хамуд поднялся на ноги. Он слегка поклонился, а затем направился к выходу. Когда крейсер повернул на изгибе дороги, он слегка покачнулся, но раздвинувшая его губы знающая улыбка осталась на месте.
Я получу нужные нам транспорт и оружие, сказал он себе. А Бхаджат пойдет со мной.
Как только Хамуд закрыл за собой дверь, аль-Хашими нажал клавишу на панели.
Экран заполнило лицо его последней по счету белокурой секретарши.
— Сэр, — сообщила она со странной улыбкой на лице, — мы получили доклад с вертолета наблюдения.
Он закрыл глаза.
— Что там?
— Ваша дочь покинула дом вместе с канадским архитектором.
— Понятно.
Секретарша зачитала полный рапорт пилота, включая составленное в осторожных выражениях сообщение о продолжительности времени, когда Бхаджат и Маккормик оставались вне поля зрения под деревом в уединении среди развалин. Когда аль-Хашими открыл глаза, то увидел, что секретаршу доклад, кажется, позабавил.
Я с огромным удовольствием сотру с твоего лица эту улыбочку, подумал он.
— Это полный доклад? — спросил он.
— Да, — подтвердила она.
Он кивнул.
— Пошлите шофера, Хамуда, обратно ко мне.
Экран опустел. И почти тут же Хамуд снова шагнул в кабинет и уселся, скрестив ноги, перед шейхом.
— У меня изменение в плане, — уведомил его аль-Хашими.
— Да?
— Вы убьете архитектора. Нужно придать делу вид несчастного случая… что-нибудь вроде попытки ограбления, как вы пробовали в первый раз. В его смерти не должно быть никакого намека на политическое значение.
Хамуд кивнул и подавил улыбку.
— Но он должен умереть и как можно быстрее. Я хочу, чтобы он умер!
11
Новое Золото, Новые Конкистадоры, и Никаких Туземцев.
Приблизительно 0.002 земной массы вращается вокруг солнца в виде метеоритного материала. На первый взгляд это может показаться не таким уж огромным, за исключением того факта, что почти весь этот материал собран в теле диаметром в несколько сот метров или меньше, а общая его масса 10**16 тонн. Для получения этих материалов не требуется никаких подземных или открытых шахт, нет никаких проблем с удалением отходов и не нужно платить бешеные цены за энергию.
… Доступ к этим ценным ресурсам фундаментально прост — коль скоро экономически решится задача доступа в космос.
Земные горняки в общем-то счастливы, когда находят одно-десятипроцентную концентрацию искомого материала, распространенного по бесполезному камню. В поясе астероидов… мы можем найти концентрацию полезных элементов в целых девяносто процентов…
Экономическая цена камня стометрового диаметра с железо-никелевым составом равна полутора миллиардам долларов с лишним, основываясь на 3.8 миллионах тонн железа, 360 000 тонн никеля и 84 тоннах платины.
Цена одной лишь платины будет 32 250 000 долларов. В единственном каменноугольном хондрите тех же размеров цена золота была бы 15 250 000 долларов.
Дэвид сидел один за столом в своем однокомнатном доме, перебирая пальцами клавиши компьютерного терминала, словно пианист на концерте, играющий сложный ноктюрн Шопена.
Он не переставал гадать об Эвелин. Если она покинула колонию по собственной воле, то как она сумела это сделать? И почему она не связалась с Дэвидом и не дала ему знать о своем отъезде? Возможно, она не могла, — подумал он. Или времени не было.