Хамуд стоял на крыше и глядел на город. Некогда Басра была деловым, суетливом портом, во времена, когда экспорт нефти принес Ираку столько золота.
Но теперь порт едва ли вообще действовал. Большинство причалов гнило под высоким летним солнцем. Крошащиеся от неуклюжести старые башни нефтеочистительных заводов стояли на фоне неба, словно почерневшие развалины. В гавани стояло всего два старых, тронутых ржавчиной фрахтера, принимающих грузы в виде фиников и шерсти. Те же грузы, какие брал с собой Синбад, зло подумал Хамуд.
Нефть сгинула так же, как и принесенное ею золото. Куда же подевалось золото? В сундуки людей вроде шейха аль-Хашими. В руки иностранцев, вернувшихся теперь строить туристические центры, чтобы богатые жители Запада могли приехать и улыбнуться, глядя на несчастных, отсталых арабов.
Хамуд непроизвольно стиснул кулаки.
Для них мы все — арабы. Курды, пакистанцы, ливанцы, саудовцы, хашимиты — все арабы. Погонщики верблюдов и торговцы коврами. Они нас видят именно такими.
В дремотный, пропеченный солнцем полдень не наблюдалось почти никакого движения. Но Хамуд вглядывался в яркое небо и ждал. Рядом с ним нервно, почти неистово расхаживала Бхаджат.
Ему не составило труда вывести ее тайком из отцовского дома, а потом вернуться к себе, так, чтобы подозрение пало на других. Аль-Хашими в поисках ее перевернул вверх дном весь Багдад, но Хамуд еще до того, как занялся рассвет, успешно переправил ее в Шираз, за иранскую границу. Затем шейх вызвал его и попросил — действительно, скорее попросил, чем приказал — применить для ее поисков свои контакты с ПРОН. Он, казалось, знал, что она Шахерезада, хотя ни разу прямо не упомянул об этом.
— Вот он. — Пилот ткнул Дэнни в плечо, а затем показал.
Дэнни проследил за направлением его руки и увидел раскинувшиеся по голой пустынной равнине руины.
— Вавилон? — прокричал он, силясь перекрыть гудение роторов вертолета.
— Вавилон! — крикнул в ответ пилот, улыбаясь во весь рот.
— Можно спуститься пониже?
— У нас мало лишнего горючего, если вы хотите добраться до Басры без остановок.
И все же он спикировал к земле, и Дэнни окинул опытным взглядом крошащиеся колонны и рассеянные камни одного из чудес мира. Вавилон лежал, растянувшись в поглощающих песках, словно выгоревшие кости доисторического чудовища.
Я верну вас к жизни, пообещал Дэнни мертвым камням. Я заставлю людей съезжаться со всего света и вновь благоговейно глядеть на вас.
Он мысленно чертил планы для храма здесь, и колоннады там, наряду с дворцом и висящими садами в конце.
Вертолет поднялся, словно лист, попавший в смерч и отклонился от руин, направляясь на юг. Дэнни натянул наплечные страховочные ремни, бросая последний взгляд на Вавилон, а затем вновь откинулся на спинку сиденья.
Бхаджат достала его по телефону, запыхавшаяся и настойчивая. Инструкции она дала совершенно определенные. Взять напрокат машину и поехать на север к Мосулу. В Мосуле найти университетского профессора по имени ас-Саид. Он поможет проделать следующий отрезок пути. И повесила трубку, прежде чем он смог сказать хотя бы слово.
Профессор оказался молодым, бородатым математиком с пылающим взором, и глядел он на Дэнни. Дэнни слыхивал, что университет служит рассадником радикализма, и подумал, что ас-Саид вполне мог быть одним из революционеров. С какой стати Бхаджат иметь с ним какие бы то ни было дела?
Профессор отвез Дэнни на частную вертолетную площадку в горах и посадил его на борт красно-белого вертолета, летевшего теперь на юг, по направлению к Басре. К Бхаджат.
Он мельком подумал о своей работе по строительству дворца халифа в Багдаде. Если его там не будет, то работа постепенно затормозится и встанет. Ну и что? Бхаджат важнее этого, важнее всего. Работа может подождать. Он вылетит с ней в Мессину и попросит снять его с проекта по личным причинам. Когда ее увидят в Мессине, то поймут. Как же я построю Вавилон, если ее отец будет по-прежнему злится на нас? И, усмехнувшись ответил. Кого это волнует? Пока Бхаджат со мной, кого волнует, что мы делаем и где именно? Нам принадлежит весь мир!
Бхаджат и Хамуд стояли на крыше, когда солнце ушло за западные холмы.
— Ты ничего не слышал об Ирине? — спросила она.
— Ничего. Она не важна. Главное — это ты.
— Но она моя подруга.
— Среди нас нет никаких друзей, — прошипел он. — Дружба — непозволительная роскошь для нас.
У Бхаджат опустились плечи.
— Это жестокий образ жизни.
— Ты предпочла бы остаться в отцовском доме? — спросил Хамуд.
Бхаджат вскинулась и, бросив на него гневный взгляд, ответила контрвопросом:
— Ты предпочел бы, что бы меня отправили на «Остров номер 1»?
Он пожал плечами.
— Наверно, отказываться ехать туда было ошибкой.
— Что ты имеешь в виду?
— Возможно, было бы полезно иметь агента в космической колонии. Подумай о том, чего бы мы смогли достичь, если бы сумели уничтожить ее.
— Уничтожить ее? Но почему?
— А почему бы и нет? Разве она не является символом корпораций и власти богатых? Уничтожив ее, мы могли бы показать свое могущество.
Бхаджат отвела от него взгляд и вновь посмотрела на небо.
Его вертолет опаздывает.
Хамуд внутренне поморщился.
Дожидается своего любовника, словно собака в течке. Но скоро у нее не будет никого кроме меня, и только меня.
— Ты уверен, что наши люди в Мосуле…
— Ас-Саид вполне надежен, — заверил ее Хамуд. — Как по-твоему ему удастся сохранить свое положение в университете? И свою голову?
Он надежен по части двух дел, мысленно добавил он. Математики и бомбы с часовым механизмом.
Бхаджат задрожала от внезапно налетевшего с отдаленных холмов ветра. И обхватила себя руками.
Наконец на темном фиолетовом небе появилась серебристая точка.
— Это он? — воскликнула Бхаджат.
— Должен быть он, — кивнул Хамуд.
Красно-белые огни замигали им, вертолет медленно приближался. Он слегка наклонился набок, словно скакун, перешедший на легкий галоп. Хамуд понял, что пилот должно быть борется с сильным боковым ветром.
Он хороший пилот, подумал Хамуд. Но ради дела приходится идти на жертвы. Она ни за что мне не поверит, если при взрыве не погибнет один из моих людей.
Вертолет увеличился и приобрел очертания. Они услышали отдаленное гудение его винта, когда тот приближался к посадочной площадке неподалеку от доков.
А затем он расцвел огненным цветком: яркая вспышка, и чуть ли не раньше, чем ее смогли зарегистрировать глаза, на том месте, где был вертолет, расцвел тяжелый темный цветок из дыма и пламени.
Хамуд услышал придушенный крик Бхаджат:
— Нет!
Она неподвижно стояла, приросши к крыше, когда горячие остатки вертолета безумно закружились на пыльной земле, разбрасывая огненные осколки, словно шаровые молнии.
— Нет… — рыдая, повторяла Бхаджат. — Нет… нет…
Хамуд жестко держал руки по бокам, с предельно бесстрастным лицом.
Вертолет ударился о землю с таким шумом, словно рухнул склад металлолома. Топливный бак разломился и взорвался.
— Я убила его, — произнесла она надрывным шепотом. — Это моя вина, моя…
— Нет, — ответил Хамуд. — Его убил твой отец. Должно быть, он бросил использовать его для твоих поисков.
Бхаджат подняла на него взгляд покрасневших глаз, с искаженным в муке лицом.
— Мой отец. Да, это был он. Он ненавидел Дэнниса.
Хамуд ничего не сказал.
— А теперь я ненавижу его! — прорычала Бхаджат. Боль сменилась яростью. Она подняла к небу кулаки. — Я отомщу ему! Я заставлю весь мир поплатиться за это убийство!