В глазах старика появилось отсутствующее выражение.
— В то время, когда впервые было сформировано Всемирное Правительство, — произнес он так тихо, что Бхаджат гадала, предназначалось ли сказанное для ее ушей, — мы были офицерами чилийской армии. Как мы поддерживали тогда Де Паоло! Новое Всемирное Правительство покончит с нашими врагами, вернет землю народу, выгонит иностранные корпорации. Но оно так никогда этого и не сделало. Все стало не лучше, а хуже.
— Мы можем с ним бороться, — сказала Бхаджат.
— С кем бороться? С туристами? С купцами? Грабя банки? Угоняя космические челноки? Что это за борьба?
— Мы делаем, что можем, — ответила Бхаджат, чувствуя себя почти так, словно говорила с отцом.
Освободитель покачал головой.
— Нет, моя милая. Бой идет с правительствами, с руководителями, принимающими решения, думающими только о себе, а не о народе.
— С богатыми, — сказала Бхаджат.
— Не с богатыми, — отрезал он. С теми, кто служит богатым и сами себе не заботясь о бедных.
— Что же мы можем сделать? — спросила она.
— Вы серьезно говорите, что ПРОН последует за мной?
— Да, — горячо заверила его Бхаджат. — Вы можете слить все наши отдельные движения борцов в одно великое всемирное движение. Мы сможем бороться против угнетателей по всему миру, объединенно, согласованно.
— Тогда отлично, — сказал освободитель. — Первое, что мы должны сделать, это вернуть пассажиров из челнока и сам аппарат. Мы не воюем с туристами и рабочими.
— Но…
— Вы своего добились. Показали, что Всемирное Правительство не может защитить своих граждан от ПРОН. Вы приобрели всемирную известность. А теперь самое время проявить щедрость.
Бхаджат все-таки колебалась.
Освободитель, чуть улыбаясь, нагнулся к ней.
— Мир любит романтического героя-разбойника Робина Гуда или Панчо Вилью — пока не страдают невинные люди. Не обращайте мировое общественное мнение против вас, чересчур долго задерживая этих пленников.
Она посмотрела в его сильные серые глаза и решила, что у нее нет выбора. Его решение было уже принято, и у него была сила для проведения этого решения в жизнь.
— Я понимаю, — сказала Бхаджат. — Вы не могли бы… организовать их освобождение?
Он кивнул.
— Я посмотрю, что можно будет сделать.
— Всемирное Правительство потребует от вас нашей выдачи, — указала она.
— Чего я, конечно, не сделаю. Это и есть цена, которую оно должно заплатить. Оно может забрать себе заложников и челнок, но не ПРОНовских… революционеров.
Он хотел сказать «террористов», поняла Бхаджат. Этому старику она доверяла — до определенной степени.
Когда Дэвид пришел в себя, он все еще находился в челноке, пристегнутый к своему креслу. В голове у него гремело от боли. Куда-то пропал толстый японец с соседнего кресла. Все пассажиры куда-то пропали. В челноке никого не было, кроме солдата в однообразной оливковой форме, ссутулившегося у переднего люка, около двери рубки.
Мы приземлились, подумал сквозь пульсирующую боль в голове Дэвид. Но…
Затем его словно стукнуло Я на Земле! Все остальное вылетело у него из головы.
Он попытался было встать, но ремни врезались ему в плечи. Он нетерпеливо расстегнул их и встал на ноги. В голове у него стоял рев, а ноги казались ватными. Он на миг прислонился к креслу из переднего ряда. Охранник посмотрел на него и зацепил большим пальцем рукоять пистолета в кобуре на бедре.
Дэвид смутно подумал, что он, должно быть, получил немалую дозу газа, раз у него так сильно болит голова. После нескольких глубоких вдохах-выдохах он подумал о мастерах дзена и йоги, умевших заставить боль исчезнуть усилием воли. Он сосредоточился на растворении боли, но от этого голова у него разболелась еще больше. Без помощи компьютера у него такое не получается, сообразил он.
Выйдя в пустой проход, он направился к открытому люку. Воздух имел странный запах, а снаружи доносились незнакомые гудящие звуки.
Или это гудит у меня в голове.
— Альто! — рявкнул охранник. — Сесьенте! [Стой! Сидеть! ]
Дэвид по-испански не понимал. И щелкнул коммуникатором, чтобы получить перевод у ближайшего компьютера. Но никакого ответа не пришло. Он попробовал опять.
Ничего.
Здесь нет никакого компьютера! Дэвида потрясла мысль, что где-то могут жить люди, не имеющие где-нибудь в радиусе действия имплантированного коммуникатора по крайней мере одного терминала, связанного с компьютером, используемым в режиме разделения времени.
Мысль эта потрясла его до глубины души. Всю свою жизнь он имел возможность использовать сложную сеть взаимосвязанных компьютеров «Острова номер 1» в качестве дополнительной памяти, громадной энциклопедии информации, становившейся доступной для него, прямо в голову, со скоростью света. Даже на Луне он мог присосаться к компьютерам и крошечным простодушным электронным «мозгам» навигационных спутников. Но здесь, на Земле, он оказался как в пустыне.
Словно внезапно ослеп или лишился доступа ко всем библиотекам мира. Словно перенес какую-то ампутацию, лоботомию.
— Сесьенте! — повторил охранник, делая жест левой рукой, одновременно сжимая правой рукой пистолет в кобуре.
Дэвид не произнося ни слова, плюхнулся в ближайшее кресло. Охранник крикнул кому-то находившемуся снаружи, а потом опять обратил внимание в Дэвиду. Только теперь Дэвид сообразил, что тут, должно быть, ночь; горели светильные панели корабля, а на видимом ему через открытый люк небольшой участок прилегающей местности было темно.
Он попытался откинуться на спинку кресла и заснуть, но голова болела так, словно по ней барабанили.
Я добрался наконец до Земли, проворчал он про себя, а мне не дают ничего увидеть.
Он понял что задремал, только вздрогнув от прикосновения руки к своему плечу. Над ним стояла девушка, та самая, которая его вырубила.
— Вы вернулись в мир живых, — сказала она на международном английском. На губах у нее играла легкая улыбка.
Дэвид кивнул, но головная боль заставила его скривиться.
— Вам больно? — спросила она его.
— Да, черт возьми, — отозвался он. — Благодаря вам.
Она выглядела озабоченной.
— Вам не следовало пытаться оказать сопротивление. Я же предупреждала вас оставаться на месте.
— Меня никогда раньше не похищали.
— Идемте. — Она протянула руку. — Мы найдем вам что-нибудь от головной боли.
Он взял ее за руку и поднялся с кресла. Она провела его мимо охранников, и они спустились по металлической лестнице, выдвинутой из люка на землю.
Спустившись с лестницы, Дэвид остановился и огляделся кругом. Небо было нежного иссиня-черного цвета. Оно светилось. Звезды мягко мерцали, а не казались четкими немигающими точечками света, как на «Острове номер 1». Их тут было поменьше, но они обрисовали созвездия, известные ему по книгам: Охотник, Корабль, Южный крест. Он даже увидел расплывчатую туманность Магеллановых Облаков.
Вокруг него повсюду расстилались открытые поля. Было слишком темно, чтобы разглядеть, обрабатывались они или нет. Но фоне нежно светящегося ночного неба вырисовывались темная громада дома, в некоторых окнах горел яркий свет.
Но сильнее всего на Дэвида подействовали звуки и запахи. Пахло теплой землей, травой и живыми существами. Лица его коснулся прохладный и странно меняющийся ветер, он стих на мгновение, а потом вернулся с новой силой.
— Она все еще не обуздана, — произнес он вслух. — Она совершенно неуправляема! Она никогда не будет обуздана, во всяком случае, полностью!
Бхаджат потянула его за руку.
— Идемте в асьенду. Там есть аспирин.
— Нет. — Дэвид отошел от челнока на несколько шагов, чувствуя почву под ногами. — Нет, я хочу это увидеть. Я хочу посмотреть как взойдет солнце.
— Этого не будет еще много часов, — рассмеялась она.
— Мне все равно.
При свете звезд он едва мог разобрать выражение ее лица. Но в голосе ее звучала строгость и подозрительность.
— Пытаться убежать было бы глупо. Здесь на сто километров, а то и больше, нет никаких других зданий.
— А где Луна? — спросил, повернувшись вокруг своей оси, Дэвид.