— А! — воскликнула она, а затем что-то сказала тому мужчине. И без малейших признаков страха подняла руку и коснулась щеки Дэвида. Для этого ей пришлось встать на цыпочки. А потом сжала запястья Бхаджат.
Она щупает ее пульс!
Старуха настойчиво обратилась к мужчине, который был, похоже, деревенским вождем. К обсуждению присоединились и другие мужчины, в то время как женщины и дети с любопытством посматривали на Дэвида.
Дэвид не понимал их слов, но интонация казалась ясной. Большинство мужчин явно высказывалось против допуска чужаков в деревню. Женщина показала на Бхаджат и сказала что-то язвительное. Дэвид увидел что она практически беззубая. Вождь казавшийся самым старшим из присутствующих мужчин — в его густых волосах проглядывали пряди седины — говорил очень мало.
Но когда он заговорил остальные смолкли. Затем он повернулся к Дэвиду и, сделав ему знак, провел в деревню. Остальные расступились, а затем опять сомкнулись и пошли следом за Дэвидом, старухой и вождем.
Хижины были тесными, прокопченными и воняли человеческим потом. Полы — из гладкой утрамбованной земли, стены — из неотесанного камня. Если сидеть достаточно близко к жалкому маленькому очагу в центре хижины, то можно согреть лицо и руки, пока мерзнет спина. Еда состояла из перченой овощной похлебки без всякого мяса.
Употребляемые ими столовые принадлежности, горшки для варки и резные украшения из дерева, камня или глины ничем не отличались от виденных Дэвидом в научных трудах об инках.
Это горцы, понял он. Они вели такой образ жизни тысячи лет, пока там инки строили свою империю, пока испанцы завоевывали их, пока создавалась перуанская нация и сбрасывала испанское господство, пока возникало Всемирное Правительство… это люди вели тот же самый образ жизни, не затронутые ничем произошедшим в течении сотен поколений.
У них практически ничего не было, но они поделились всем, что у них было, с Дэвидом и Бхаджат. Старуха явно была деревенской целительницей. Она вместе с парой других беззубых старух забрала Бхаджат в свою лачугу и принялась кормить ее горячим отваром из сушеных трав, развешанных на вделанных в стены колышках. Два дня Бхаджат не открывала глаз, и Дэвид крутился возле хижины, где ее держали.
Он спал в хижине вождя, на тюфяке из соломы и шкур, вместе с женой и одним ребенком вождя — девочкой, высунувшейся меж отцовских ног, когда Дэвид впервые дотащился до их деревни.
На рассвете третьего дня вождь разбудил Дэвида, осторожно потряся его за плечо, и объяснил с помощью жестов, что хочет, чтобы Дэвид отправился вместе и ним и еще двумя мужчинами. Они вышли из деревни, неся каждый по три-четыре длинных тонких деревянных копья каждый, и с заткнутыми за пояс стальными ножами. Охотничья партия? — гадал Дэвид. Или оружие предназначено для меня?
У него все еще оставался пистолет с пятью патронами. Индейцы не проявляли к нему ни малейшего интереса.
Они спустились по склону до границы лесов, где подпирали макушками туманное небо огромные хвойные деревья, больше любых виденных Дэвидом на «Острове». В лесу было темно, холодно, мрачно и таинственно. Но мужчины точно знали, что делали, когда расставляли простые силки из бечевок и палок.
Закончив утреннюю работу, вождь немного посовещался со своими соплеменниками, а потом повел Дэвида еще глубже в лес. Испытывая беспокойство, от того что вождь шагал впереди него, а сзади двое с копьями, Дэвид плелся по темной безмолвной тропе, бессознательно касаясь каждые несколько шагов рукоятки пистолета.
Лес поредел и Дэвид увидел, что они приближаются к краю оврага. Далеко внизу журчал и плескал бежавший вниз ручей, а рядом с ним шла мощеная дорога.
Вождь показал на нее, а потом опять на Дэвида. А затем что-то сказал и сделал широкое размашистое движение рукой.
Дэвид кивнул.
— Ты говоришь, что это путь к цивилизации. Именно этим путем нам следует пойти, когда мы покинем вашу деревню.
Дэвид показал в том же направлении, что и вождь. Обветренное лицо вождя расколола широкая улыбка.
Но вместо того, чтобы отправиться обратно в деревню, он повел Дэвида вдоль оврага, дальше в том направлении, куда шла дорога.
После почти получасовой ходьбы Дэвид увидел ее — огромную вырубку в лесу далеко под ними. Бульдозеры и экскаваторы валили деревья, сдирали слой почвы, прорубая в местности открытую рану. Ручей дальше тек грязный и загаженный.
Они находились настолько выше строителей, что гигантские грузовики и тракторы казались игрушечными. Дэвид даже шума двигателей не слышал из-за дувшего среди вершин свежего ветерка.
— Дорога приносит с собой цивилизацию, — подтвердил Дэвид, — и она идет в вашу сторону.
Судя по мрачному покачиванию головами и тому как трое индейцев смотрели, стиснув челюсти, на громадное строительство, приближение цивилизации им явно не нравилось.
— Я ничего не могу поделать, — ответил им Дэвид. — Это не я. Я в этом не виноват. Я не могу их остановить.
Они не поняли его слов, но кажется догадались, что означал его тон. Беспомощность. Они все были беспомощными.
Они медленно пошли обратно тем же путем, вернулись в лес и нашли силки. В них попалось с полдюжины мохнатых зверьков. Они быстро и чисто забили дичь ножами — всю, кроме одного белоснежного кролика, которого они по какой-то причине отпустили на волю.
К тому времени когда они вернулись в деревню, уже стемнело. Женщины и дети высыпали из хижин приветствовать могучих охотников. Дэвид отправился прямиком к хижине старой знахарки, где лежала Бхаджат.
Старуха разрешила ему войти, и Дэвид увидел, что Бхаджат сидит на тюфяке, с незатуманенным взором, и лихорадка явно оборвалась и ушла.
— Ты выздоровела! — обрадовался Дэвид. — Как ты себя чувствуешь?
— Ослабевшей… но лучше, чем раньше.
Беззубая знахарка дернула Дэвида за рубашку и ткнула пальцем, показывая на дверь и явно давая понять, что он должен выйти.
— Но я же только хочу минутку поговорить с ней, — возразил Дэвид.
Это не помогло. Старая карга затопала на него и вытолкала в дверь. Бхаджат улыбнулась и пожала плечами, а затем подняла стоящую рядом с тюфяком парящую чашу и принялась понемногу пить из нее.
— Завтра увидимся, неохотно пообещал из-за дверей Дэвид через седую голову знахарки.
— Завтра, — ответила, усмехаясь ему Бхаджат.
Дэвид покинул хижину. Внутри него волновалась никогда не ведомая ему раньше смесь эмоций. Он чувствовал головокружение. Это от высоты и целого дня ходьбы, сказал он себе. Но вскоре понял, что тут нечто большее. Бхаджат вскоре встанет на ноги. Индейцы показали ему дорогу обратно к цивилизации. Он испытывал огромную благодарность и облегчение, чувствовал себя счастливее, чем когда-либо раньше. Но все же было тут и еще нечто, что-то, бурлившее в нем и не поддающееся определению.
Оно преследовало его весь ужин, состоявший из толстых кусков мяса и печеной картошки. Попробовав мясо, Дэвид улыбнулся про себя: крольчатина, один из главных предметов торговли «Острова номер 1». Но вместо того чтобы отправиться на свой тюфяк, как только от костра в очаге остались лишь одни угли, он вышел из хижины послушать вздохи ночных ветров гор.
Ночь стояла ясная, холодная. Дэвид прошел через спящую деревню, кутаясь в одолженное колючее шерстяное одеяло. Он разглядывал звезды, пытаясь разобраться, почему он так себя чувствовал, что такое с ним происходит. Высоко над ним безмятежно плыл в небесах немигающий маяк «Острова номер 1».
Постепенно, пока звезды скользили по чаше ночи, Дэвид начал понимать какие именно он испытывал чувства. Он в долгу перед этими людьми за жизнь Бхаджат и за свою. Они могли бы отказать ему, дать ему от ворот поворот. Он умер бы в этих горах раньше, чем смог бы отыскать помощь. А Бхаджат умерла бы еще раньше, чем он.
Что я могу сделать для них в уплату этого долга? — спросил себя Дэвид, глядя на звезду образ «Острова номер 1». И пожалел на миг, что не может поговорить об этом с доктором Коббом; тот бы догадался, что сделать.
Нет, сказал он себе. Я должен разобраться с этой задачей сам. Никакие компьютеры мне помочь не смогут. Только сам.