Он провел ночь, размышляя над этим, ходя по неширокому периметру вокруг деревни. Дважды он замечал выходившего посмотреть на него вождя, ни разу не покинувшего при этом порога хижины, ни разу не прервавшего его хождений и размышлений, пока Дэвид вновь и вновь обходил кругом деревню.
Они имели все, что им надо, все, чего им хотелось. Они жили в мире и гармонии с этой суровой средой. Но скоро все это будет стерто с лица земли, вырублено из гор экскаваторами наступающей цивилизации. Новый городок для расселения множащихся миллиардов в городах и на фермах. Аэропорт, промышленный комплекс. Что бы там ни строили, в нескольких километрах ниже по дороге, через несколько лет построят и другой, поближе, наверно, прямо здесь.
Дэвид ничего не мог поделать, чтобы помешать этому. Но может быть… Он опять посмотрел на небо. Оно серело — приближался рассвет. «Остров номер 1» закатился за неровный, как зубья пилы, горизонт.
Прежде, чем покинуть деревню, понял Дэвид, он должен что-то дать им, что-то свое — что-то способное послужить символом, клятвой, показать его благодарность и оставить им обещание. Но что? Ему было нечего дать, у него была только одежда; сапоги да пистолет. Все это ему понадобится, когда он вернется в мир городов, мятежей и насилия. И жители деревни не проявляли никакого интереса ко всем этим предметам.
Затем его осенило. Дар, совершенно не имевший никакой настоящей ценности, но глубоко символичный. Когда взошло солнце и начало красить в розовое снежные пики, Дэвид знал, что он должен сделать.
Он проспал все утро, а потом пошел повидать Бхаджат.
Старая знахарка пустила его в хижину, но сидела в дверях, не спуская глаз с обоих.
Бхаджат похудела кости ее лица стали резче. Но глаза ее не туманились.
Он провел полдень вместе с ней. Старуха разрешила Бхаджат встать и погулять с Дэвидом по деревне. Четыре молодых девушки следовали за ними на почтительном расстоянии.
— Думаю, к завтрашнему дню я смогу отправиться в путь. Ноги мои, кажется, окрепли. Я чувствую только легкое головокружение.
— Это от высоты, — объяснил Дэвид. — Мы по меньшей мере в двух тысячах метрах над уровнем моря.
— А где мы? — спросила она. — Что произошло? Я помню грузовик, потом самолет…
Дэвид принялся рассказывать ей о том, как их перехватили перуанские истребители, и как пилот высадил их здесь, далеко в горах.
— Но индейцы хорошо позаботились о нас и показали мне дорогу, которая рано или поздно должна привести к городу. Пилот сказал, что мы примерно в пятидесяти километрах от Сьюдад-Нуэво и если твои друзья все еще там…
— Ты взял меня с собой? Когда мог предоставить забирать меня полиции, а сам уйти?
Удивленный Дэвид сказал:
— Да, полагаю, мог бы.
— Разве ты не понимаешь, что если я свяжусь с ПРОН, они будут считать тебя нашим пленником?
Он пожал плечами.
— Как-то никогда не думал об этом.
На следующее утро вождь вывел Дэвида из хижины, как только они прикончили всю кашу в глиняных чашах. Казалось вся деревня знала, что гости покидают их. Старая знахарка вывела из своей хижины Бхаджат, и когда двое гостей встретились на открытой центральной площадке деревни, вокруг них скопились все остальные жители.
Молча, торжественно, вождь подарил им по красно-голубому одеялу.
— Какие красивые, — восхитилась, принимая свое Бхаджат. — Где они их достали?
— Может быть они держат овец где-то выше в горах, — предположил Дэвид. — Или меняют их на шкуры.
Подошли другие и подарили им мешочки с зерном и небольшие украшенные чаши для еды.
— Нам на дорогу, — догадалась Бхаджат.
Дэвид кивнул, вспоминая тот дар, который он решил дать им. Он шагнул к вождю и показал на нож у него за поясом из бечевы.
Лицо вождя озадаченно нахмурилось, но он медленно вынул нож из кожаных ножен и вручил его Дэвиду. Вся деревня молча следила за ними.
Дэвид вернулся к подаренной ему кучке сокровищ и взял в левую руку маленькую чашу. Затем, ножом в правой руке, сделал быстрый надрез по мускулистой тыльной части выше запястья. Порезал он неглубоко, но рана заболела, и из нее быстро закапала кровь.
Жители деревни ахнули. У Бхаджат отвисла челюсть. Дэвид отдал нож вождю, а потом поставил под порез чашу. Несколько капель крови рассыпалось в ней. Он протянул чашу вождю.
— Это единственное, что я могу предложить, — сказал Дэвид, — сейчас.
Вождь был явно тронут. Он держал чашу в вытянутой руке, а окровавленный нож в другой. Он поднял их повыше и повернулся показать всей деревне. Поднялся одобрительный ропот.
— У тебя все еще течет кровь, — прошептала Бхаджат.
— Через минуту перестанет, — успокоил ее Дэвид. — У меня очень сильный фактор свертываемости.
И тут он сообразил, что собирался сделать вождь. Седовласый муж, выглядевший таким же величественным и сильным, как сами горы, поднес чашу к губам и выпил кровь Дэвида.
— Иншалла! — тихо ахнула Бхаджат.
Затем вождь умело надрезал собственную руку и дал крови капнуть в чашу. И отдал ее обратно Дэвиду.
— Не собираешься же ты… — голос Бхаджат осекся, когда Дэвид выпил кровь вождя.
Жители деревни дружно закричали. Вождь поднял руку и твердо возложил ее на плечо Дэвида. Он не сказал ни слова, да их и не требовалось. Они простояли так долгий миг, пока вся деревня смотрела на них, а горные ветры вздыхали и стонали над ними.
Наконец вождь шагнул назад. Дэвид поднял продукты и одеяло, и они с Бхаджат отправились в путь. Вождь послал двух мужчин проводить их через лес до дороги. Сам он вернулся в хижину, слишком тронутый произошедшим, чтобы самому проделать это короткое путешествие.
К тому времени, когда солнце стояло высоко в небе, Дэвид с Бхаджат шагали по мощеному шоссе снова вдвоем. Они обошли строительство стороной, предпочтя вместо этого найти городок, где у них будет возможность связаться с местной группой ПРОН.
— Но что означала вся эта церемония? — спрашивала Бхаджат.
— Я хотел дать им что-то, показывающее, как мы благодарны за их доброту. — Рука Дэвида чуть побаливала, но кровь давно засохла. — В конце концов, они спасли нам жизнь.
— Да, но… кровь?
— Это все, что у меня есть. И для них она имеет глубокое значение. Думаю, мы были официально приняты в члены их племени.
— Ты принят, — уточнила она. — На меня они — ноль внимания.
— Мы могли бы вернуться, — усмехнулся он ей, — и повторить церемонию для тебя. Уверен, они будут очень рады…
— Неважно!
Они некоторое время шли по пустому шоссе, под теплеющими лучами полуденного солнца. Затем Бхаджат спросила:
— Как же ты доставил меня в деревню, если я была без сознания, когда там приземлился самолет?
— Я отнес тебя, — рассеянно ответил Дэвид. Он все еще думал о жителях деревни и о том, чем он сможет им помочь.
— Отнес меня? До самой деревни?
— Это было недалеко.
— А потом ты остался там, пока я болела, еще двое суток?
Дэвид кивнул.
— Почему ты остался со мной?
— Ты была больна. Я не мог тебя бросить.
Она остановилась и схватила его за руку.
— Но разве ты не понимаешь, что мы враги? Я угнала твой космический челнок. Ты хочешь отправиться в Мессину; это последнее место в мире, где хотелось бы оказаться мне. Когда мы доберемся до города, я свяжусь со своими друзьями, и ты станешь нашим пленником, нашим заложником.
Дэвид похлопал по пистолету у себя за поясом.
— А может быть, это ты станешь моей пленницей.
Бхаджат покачала головой.
— Без моей помощи, тебе очень далеко не уйти.
— А без моей помощи ты была бы в полицейском госпитале Аргентины, — ответил контрударом он.
— И поэтому ты ожидал от меня благодарности.
— Я ожидаю от тебя… — Дэвид остановился, глубоко вздохнул, а затем снова начал идти. — Слушай, — предложил он, — разве мы не можем просто быть друзьями и оставить в стороне политику?
— Это невозможно, — твердо ответила Бхаджат.
— Ну, невозможно или нет, нам лучше попробовать. Как мне кажется, нам предстоит еще долго идти вместе по этой дороге. А если твои друзья в Сьюдад-Нуэво ничуть не лучше тех, с кем мы пока связывались, то мы можем пробыть на этой дороге и того больше.