По толпе прошлись возгласы в поддержку словам Тихона. Все были солидарны с ним. А, казалось бы, что нам остается делать? По мне так впасть друг другу в объятья и стать сплоченным коллективом, вопреки жестоким правилам колонии. Но не топтать каждого, кто хоть немного угодил в грязь. Да что там говорить, мы все по уши в ней. Даже странно, что мы пытаемся «съесть» своих же людей, на радость безумному Сико. И только потом мне станет ясно, что это часть эксперимента.
Марат отпустил меня, и серые робы принялись за свое дело. Мои глаза поднялись только в тот момент, когда я поняла, что мир, в который мне угораздило попасть, напрочь лишен чести и какой-либо человечности. Моя соседка Волкова, фыркнула в мою сторону, с намеком, что я – пустое место. Даже Глеб не взглянул на меня и не попытался воспротивиться.
День изначально пошел насмарку. Долбанная цистерна была наполнена, но меня волновало не это. Я не знала где находиться Аля – лазарет был пуст, а спросить было не у кого. Я не пошла на завтрак, потому что мне было не до него. Откровенно говоря, в мою голову лезли самые колкие мысли, от которых я не могла избавиться.
Сегодня в колонии, довольно снисходительный день, потому что я уже четвертый час лежу в своей комнате, и никто не вызывает нас на построение или же на прочую чушь. Наверное, я пропустила какое-то значимое событие, раз Рина еще не попыталась наказать меня за дерзость, а Герман не закидывает работой.
Мои руки сводит судорогой, потому что я переживаю за Алю, как за единственного родного мне здесь человека. Коварная ситуация сама отвернула от меня Глеба, ведь он стал похож не ненормального. В этом нет его вины, я все понимаю, но невольно отношусь к нему как к чужому. От того веселого парнишки ничего не осталось.
Майка тоже не постоянный житель нашей комнаты. Ее привлекает сектор В., а мы лишь неудачное общество, в которое ей угораздило попасть. Тем более – я. Ко мне у нее определенные чувства, и как по мне, не поддающиеся никакой логике. Понятия не имею, почему эта барышня решила взъесться на меня.
На часах почти половина восьмого, Аля еще не явилась, а мои кленки дергаются так внезапно, что я сама пугаюсь, не в силах держать это под контролем. Нервы.
Лежу на кровати и изучаю потолок. Моя голова, успела полюбить эту тонкую подушку. Каждый день, я мечтаю о встречи с ней, чтобы беззаботно провалиться в сон. Конечно, беззаботно не получиться, но это единственное время, не смотря на кошмары, когда я могу забыться.
- Филатова, ты здесь? – из-за двери появляется голова Тихона. - Хватит чалиться, почта пришла!
Я как в глупом кино помотала головой, потому что ни сразу поверила в суть происходящего. Мне мало вериться, что эта семейка решила проявить ко мне заботу.
- Какая еще почта? – я лениво подняла голову с подушки, зная, что в своем секторе, я нахожусь в безопасности. – И какого хрена ты делаешь на нашей территории? Свали!
- Идиотина ты кудрявая, нам письма с дому пришли. Хотя, если хочешь, можешь дальше задницу пролеживать, а я твоим письмом свою подотру, - усмехнулся Тихон и захлопнул дверь.
Мой пульс участился в разы. Письма? Неужели, весточка от мамы?
Подскочив с кровати, я дернулась к выходу. Скулы на лице натянулись, я уже и забыла, когда в последний раз могла улыбаться. Забыла, когда на это была причина. Выбежав на улицу, я убедилась, что Тихон не лгал. Посредине лагеря собрались все два сектора, стоял гул, и все старательно прятали долгожданные конверты за пазуху. Коробка с письмами стояла на земле, и дождь безжалостно заливал клочки бумаги.
Пробравшись сквозь толпу, я лихорадочно начала копошиться в деревянной коробке. От переизбытка эмоций, руки отказывались слушаться. Пробегаясь по адресатам, я наткнулась на фамилию Кручик. Это письмо принадлежало Але. Быстро спрятала его в кармане робы, и, закусив губы, искала свою весточку.
Я уже прошлась по второму кругу, но никак не могла найти письмо. Оно где-то здесь, я знаю. Мама бы никогда не опустила возможности написать мне. Я полностью была уверенна в этом, но глаза стало потихоньку щипать.
«Перестань, Соня, - говорила я сама себе. – Письмо где-то здесь. Только не реви. Ты пропустила его и только. Просто продолжай искать».
- Привет, Сонюшка, - театрально кричал кто-то из толпы. – Я очень по тебе соскучилась. Как твои дела? Надеюсь, тебя кормят, и никто не обижает…
Глубоко вдохнув воздуха, я медленно подняла глаза. Тихон держал в руках листок бумаги, и с выражением, наигранно, бесцеремонно читал мое письмо. Письмо от мамы.
- Одевайся теплее и береги здоровье, - продолжал он, копируя женский голос.
Мои руки сжались в кулаки, и я закрыла на секунду глаза, пытаясь побороть нарастающий приступ агрессии.
- Быстро верни мне его! – крикнула я, подрываясь с колен.
Но Тихон отскочил в сторону, и продолжал глумиться:
- У меня все хорошо. Только вот клиентов стало меньше. Работы мало, - он запнулся и посмотрел на меня. – Твоя мать проститутка что ли?
Я заскрипела зубами и ринулась на этого ублюдка. Злые смешки пробежались по кругу. Для них это было забавой. Все верили ему, но никто не мог догадываться, что мама – парикмахер. И объясняться перед этими шакалами, я не собиралась.
Тихон скакал от меня, и мне с трудом получилось догнать его.
- Отдай письмо! – я схватила его за робу, но письмо выхватить не получилось.
- Так вот же оно. Бери, - он задрал руку к небу, а я лишь унизительно подпрыгивала до нее. Но Тихон был выше меня.
- Отдай мне письмо, идиот, - мой голос поломался. Перед глазами образовалась пелена из слез, и мне оставалось только слышать противный смех окружающих.
- Отдай ей дурацкое письмо, - сказала Волкова. – Ты что не видишь, она рыдает?
- Да, Тихий, завязывай! – крикнул кто-то из толпы. – Верни письмо!
Я, подобно маленькой девочки, с надеждой посмотрел в его черные глаза. Они светились подлостью. Мне впервые удалось разглядеть его. Черные как смола волосы, хмурые брови, острый подбородок, их черты лица с братом, определенно были схожи между собой. И эта улыбка. Надменная, лукавая улыбка, была одна на двоих.
- Хорошо, я отдам тебе его, - сказал Тихон, и я отпустила его. Отпрыгнув в сторону, негодяй сунул руку в цистерну, увлекая под слоем грязи письмо от мамы. – Оно твое, - заявил он.
Дельфинята снова залились хохотом и торопливо начали расходиться. Я стояла как вкопанная, провожая взглядом коварную публику. Мои глаза встретились с лисьим прищуром. Марат стоял в нескольких метрах от меня, облокотившись об столб и сложив руки на груди. На его лице читалось полное спокойствие, и пока он не оставил меня, я мысленно проклинала всю их семью. Сильный ветер с дождем били меня по лицу, старательно приводя меня в чувства.
Моя шкала Ада была на отметке 9.
Подбежав к бочке, я начала ковыряться в густой грязи. Мне нужно было достать свое письмо. Слезы, вперемешку с каплями дождя стекали по лицу, а руки были по локоть испачканы.
«Твоя жизнь – это грязь», - в голове эхом проносились слова вожатого.
Но я все искала. Искала до тех пор, когда не прибыла в полное отчаяние. Это было невозможно. Единственный способ найти его, это перевернуть всю бочку, но сделав такой шаг, это письмо может быть последним, которое я прочитаю.
Боль резала ножом из груди, а ноги ослабли. Обессиленная, я рухнула на землю. Жалобный крик вырвался из груди, когда я поняла, что проиграла. От душащей обиды, мои легкие отказывались принимать воздух. Мир вокруг меня поплыл.
Я провалилась в темноту.
***
Когда я открыла глаза, то поняла, что свернувшись калачиком, лежу на своей койке. В комнате было приятно тепло, и я могла чувствовать свои конечности. Мокрая робы висела у изголовья, а майка и трусы были сырыми.