По прошествии некоторого времени «Ранкокус» снова ушел в море с полным грузом разнообразного товара. Между прочим, он вез немалое количество всякого рода оружия и инструментов, множество различных семян, штук шесть коров и несколько пар улучшенной породы свиней, двух кобылиц и запряжку волов; всевозможные тележки, тачки и тому подобное также имелись здесь в значительном количестве. Кроме того, он вез большой запас железных прутьев, брусьев, гвоздей всякого сорта и других металлических изделий и, наконец, несколько тысяч долларов преимущественно мелкой медной монетой. Кроме того, и все переселенцы везли с собою в большем или меньшем количестве звонкую монету. В трюме был сложен значительный запас строевого леса, а магазин был полон вооружения для «Ранкокуса». Марк приобрел еще четыре полевых орудия небольшого калибра, две трехфунтовые пушки, две гаубицы двенадцатифунтового калибра с лафетами и несколько дальнобойных орудий.
Помимо артиллерии Марк вез с собой еще двести мушкетов и пятьдесят пар пистолетов. Однако наибольшее значение Марк придавал не столько предметам, сколько людям, которых он увозил с собой на Риф. Все до единого переселенцы принимались им с большим разбором; при этом особое внимание обращалось на нравственные качества каждого человека. Кроме того, Марк позаботился и о том, чтобы в числе переселенцев были представители различных профессий, а главным образом разный ремесленный и мастеровой народ: плотники, каменщики, слесари, сапожники, портные и тому подобное. Почти все они были люди семейные, за исключением нескольких молодых людей и девушек, братьев или сестер кого-либо из эмигрантов. Пространство между деками было предоставлено в распоряжение переселенцев, число которых достигло двухсот семи человек, не считая детей.
Марк Вульстон был слишком разумным человеком, чтобы увлекаться каким-либо из модных современных абсурдов вроде всеобщего равенства или же общности имущества. Нашлись из числа желавших отправиться на острова Тихого океана двое таких господ, которые мечтали образовать там общество людей, у которых имущество было бы общее и нераздельное, а все обязанности согласовались с естественным правом человека.
Но Марк имел на этот счет свои продуманные взгляды и убеждения и не мог согласиться с этими людьми. По его мнению, цивилизация не могла бы существовать без права собственности, а сама собственность не может существовать без личного прямого интереса не только в накоплении, но и в сохранении этой собственности.
Из всех софизмов наиболее пошлый и вредный, по мнению Марка, был тот, который гласит, будто свобода личности возрастает пропорционально свободе, приобретенной массой. Напротив, тысячи примеров показывают, что личность попирается самим порядком вещей в такой свободной стране; там часто человека преследуют за то, что он осмеливается поступать или думать иначе, чем его сосед, и, невзирая на покровительство законов, он поневоле должен покориться большинству: а эта власть — неумолимая, обидная. Причина этого явления весьма простая: где у власти стоит один или несколько человек, там, если один какой-нибудь человек из толпы вздумает почему-либо протестовать против несправедливости или насилия этой власти, общие симпатии и сочувствие толпы будут всегда на его стороне; но эта же толпа останется жестоко беспощадной к тому, кто только дерзнет восстать против приговора массы, пусть даже его правда будет ярче самого солнца.
Это попирание личности является следствием того, что слишком разделенная власть влечет за собой неизбежно серьезные злоупотребления, совершаемые почти бессознательно и безнаказанно.
У Марка был свой план устройства его маленького государства, и потому, когда два молодых ученых правоведа выразили желание сопровождать его в Тихий океан, он, не задумываясь, отказался принять их в состав своей колонии.
Право как наука, без сомнения, есть полезное знание, но Марк полагал, что его товарищи могут еще долгие годы прожить счастливо и без этой мудрости. Затем к нему явился с предложением своих услуг и некий врач, но, памятуя козни и вражду своего отца с отцом Бриджит, он решил, что для колонии достаточно и одного Хитона. Наибольшее затруднение представлял собою религиозный вопрос.
Хотя в то время рознь сект еще не выступала в столь ярких формах, но и тогда уже она начинала становиться предметом толков и горячих прений. Так, например, в Бристоле было много последователей англиканской церкви, и в их числе была семья Вульстон, между тем как Бриджит принадлежала к пресвитерианской церкви, а большинство вновь присоединившихся переселенцев были так называемые умеренные квакеры, то есть люди, весьма безразлично относившиеся к религиозным воззрениям и не придерживавшиеся строго своих обрядов. По мнению Марка, одного священника было бы совершенно достаточно для его маленькой колонии: но ведь один и тот же священник не мог угодить всем этим разнородным сектам: в этом и заключалось главное затруднение. Вопрос этот разрешила сама судьба; к нему явился один родственник Хитона, человек молодой, но слабого здоровья, по фамилии Горнбауер, недавно посвященный в сан, и Марк согласился взять его с собой вместе со всей его семьей, состоявшей из жены, сестры и двоих детей.
Мы не станем описывать день за днем плавание «Ранкокуса», тем более что оно не отличалось никакими особенными событиями.
Судно находилось уже сто шестьдесят дней в море, считая в том числе два дня стоянки в Рио-де-Жанейро.
Все с нетерпением ожидали окончания плавания; некоторые даже опасались, что капитан недостаточно хорошо знаком с этими морями, чтобы отыскать те острова, о которых он говорил им; однако в существовании этих островов никто не сомневался. Но вот находившиеся на судне краснокожие стали вдруг уверять, что они чуют близость земли; это уверение подействовало успокоительно на всех. Как это ни странно, но словам этих невежественных туземцев все доверяли больше, нежели научным наблюдениям капитана судна.
Вскоре после того, около полудня, Марк взошел на палубу со своим квадрантом и немного спустя объявил о результатах своих наблюдений; по его мнению, их судно должно было вскоре войти уже в воды Кратера. Одно из многочисленных морских течений отнесло их немного дальше к северу, чем он предполагал; по его вычислениям выходило, что они теперь находятся всего в тридцати милях на север от желанных островов. Это известие было встречено всеобщими криками радости и восторга. Но часа три спустя матрос, стоявший на вахте, объявил с фок-салинга, что земли еще не видно. Страшное подозрение проснулось на минуту в душе Марка: неужели новое конвульсивное движение недр земли поглотило опять все то, что оно так недавно вызвало к жизни? Но вот сверху кто-то крикнул: «Парус!», а час спустя уже оба судна были настолько близко друг от друга, что с помощью зрительной трубы прекрасно можно было различать предметы.