Выбрать главу

Что касается оформления специального пенсионного содержания для Вашей семьи, то в настоящее время вопрос находится в стадии решения, о чём Вы также будете незамедлительно уведомлены.

Далее следовал неясный крючок подписи. Нора запрашивала вновь, формулируя прошение иначе, детализируя вопросы и прозрачно намекая, что находится в курсе ряда фактов и событий, представляющих интерес для «уполномоченных» инстанций. В ответ с завидной регулярностью она получала идентичный ответ, выполненный под копирку. Разве что крючок неясной подписи всегда был непохож на предыдущий.

Так длилось до тех пор, пока она не стала получать положенное содержание, равное тому, какое получала бы вдова пострадавшего на государственной службе ответственного чиновника. С этого момента ответы на письма приходить перестали, сколько и куда бы она ни обращалась.

Доподлинно неизвестно, нанесла ли Нора Харпер вред себе этими обращениями и намёками и насколько они повлияли на планы МИ-5 в отношении свободы её передвижения. Одно стало ясным — путь в СССР отныне для Норы Харпер закрыт. Отныне любой контакт миссис Харпер с русскими стал не выгоден никому: ни британской разведке, которой всё же удалось некоторым образом сгладить конфуз и не довести его до разоблачительного скандала; ни русским, которые ни при каких обстоятельствах не впустят в страну и не разрешат свидания жене отбывающего, по существу, пожизненное наказание человека, знающего так много изнутри о самой подноготной правде советских разведорганов. Одновременно МИ-5 исходила из предположений о том, что Нора и на самом деле могла быть посвящена в личные тайны Джона — в те, что опытнейшим Харпером могли быть закрыты для русских, но не для жены, и что такое обстоятельство вполне может служить ей разменной монетой в ходе торговли с русскими о новом сроке для Джона Ли или как минимум о возможности свиданий в местах его отбывания.

Решили компромиссно. Пенсию дали, хотя и проклинали за глаза эту настырную Харпер, место которой, по сути, должно быть рядом с мужем. Эх, если бы не честь мундира британской разведки… В то же время членам семьи решено было препятствий не чинить, не то уж будет перебор, и это сможет спровоцировать нежелательный выброс общественного мнения. Письма туда? Ради бога, пусть выстреливает в неизвестность. Перлюстрации на всякий случай, конечно, они будут подлежать, но дальше — флаг в руки, миссис Харпер, уж русские-то точно не доведут ваших посланий до вашего мужа, у них с этим строго, там вам не наша демократия под защитой королевы, там разговор с вашим братом короткий. В смысле, с вашей сестрой. Да и с адресом Вы, кажется, не ознакомлены, не так ли? Ветер вам в парус!

В университете, где проходила стажировку, в этот свой приезд Присцилла появлялась довольно редко. Снова захлестнула любовь к Гвидону, так что было не до практики. В общежитие МГУ она сумела заскочить лишь через неделю после приезда, когда оба более-менее выдохнули и ненадолго оторвались друг от друга. Нужно было зарегистрироваться как иностранке. Там удивились тому, почему она отсутствовала всё это время и по какой причине так долго не несла документы для регистрации в ОВИРе. Стажёрка Харпер, в свою очередь, удивилась такому удивлению общежитского кадровика, объяснив, что в комнате не нуждается, потому что проживает у своего друга, в Кривоарбатском переулке Москвы. Это рядом со знаменитым домом архитектора Мельникова, и я хотела бы написать в английский «Обсервер Мэгэзин» статью о доме и сыне знаменитого русского архитектора, как о наследнике и хранителе великого достояния своего отца.

— Это очень приятно, что вы такая патриотка нашей культуры, — пожав плечами, отреагировал кадровик, — но мне нужен адрес вашего проживания. И ваш паспорт. Заберёте через десять дней. Таков порядок.

Приска оставила то и другое и умчалась к Юлику Шварцу, в полуподвал на Октябрьской, где ждал её Гвидон и где уже вовсю наливали по случаю её приезда.

На другой день они вдвоём уехали в Жижу, где провели три чудесных дня. Бабке Параше привезли кулёк городских конфет, колесо краковской колбасы, рассыпного чаю и кило кускового сахара. Та была на вершине удовольствий. Сказала: