— Ну и для чего вы, Иконников, мне всё это рассказываете? Чтобы я вас пожалел? Вам ещё самому себя жалеть придётся, и не раз. Это уж я вам гарантирую.
— Так вот я и говорю… — не обращая внимания на его слова, продолжил Гвидон. — А давайте мы его на ней женим? Ну, то есть… вы жените! — Он запнулся. — Я хочу сказать, он на ней тоже женится. Он ведь человек совсем другой, это не я. Он согласится сто процентов. И сумеет как надо сотрудничать. Он и языки знает, немецкий, правда, но хорошо, почти свободно. У него мама партийно подкованная, идейная, директор школы. И сам фронтовик, ордена имеет, медали. Тоже до Берлина дошёл и потом ещё там служил, в Крамме. После войны уже.
— В храме? — недоверчиво переспросил кагэбешник. — Это в каком ещё храме?
— Да нет, не храме, а в Крамме. Город такой немецкий, до Берлина немного не доходя. В советской комендатуре. Замом коменданта. — И, не сбавляя темпа, продолжил: — И Суриковку закончил с отличием, как я. — Он с надеждой посмотрел на чекиста. — Его возьмите, а? Меня не надо, я не справлюсь, точно говорю.
Человек в штатском аж поперхнулся и злобно произнёс на повышенных тонах:
— Вы что такое несёте, я не понял? Вы разведётесь, а на Харпер вашей женится ваш друг? А для чего ж вы тогда женились, чтобы голову нам морочить? Или цену набивать? Я вам ясно уже сказал, Иконников, вам конец! Забудьте о карьере, о мастерской, о заказах! Вы сами себе своими руками могилу выкопали!
В этот момент дверь в отдел кадров осторожно приоткрылась и в проём просунулась лысая голова Берендеева. Губы его растянулись в опасливой улыбке, и он спросил:
— Чайку, может, желаете, Евгений Сергеевич?
— Закройте дверь! — крикнул тот, и кадровик испуганно исчез в проёме.
Гвидон никак не прореагировал на ситуацию, а довольно спокойно попытался объяснить:
— Вы меня не поняли, товарищ уполномоченный… простите… Евгений Сергеевич. Я говорю не о Прис, моей жене, а о Патриции, которая моей жене приходится родной сестрой и заодно является её неотличимым близнецом. Как говорится, однояйцовым. И потом… Она влюблена в Советский Союз, они с Приской были тут три раза, в детстве, жили под Сочи. Она неплохо говорит по-русски, обожает русскую культуру, сказки Пушкина знает, Рахманинова исполняет, Чайковского. Она пианистка, заканчивает там учёбу…
— Да-да, они там такую музыку любят, для эмигрантов и гомосексуалистов, известное дело. Другую их не учат исполнять? — ехидно прервал Гвидона особист.
Гвидон потупился:
— Да нет, она много чего исполняет и очень хочет приехать в Москву, кстати говоря… — Он снова постарался быть ближе к теме. Особист слушал молча, видно было, как у него на скулах под кожей ходят желваки. Он явно начал что-то схватывать, и водянистый взгляд его стал постепенно приобретать явственный серо-голубой оттенок. — Так вот я и подумал, — продолжил исповедь скульптор, — раз Юлик… то есть художник Шварц, Юлий Шварц, так влюблён в мою жену, то наверняка влюбится и в её двойника, в сестру. В Патрицию Харпер. Влюбится и женится. А дальше вы делайте с Юлькой… то есть со Шварцем, всё что надо по вашим делам. И отказа не будет — он такой, я его хорошо знаю.
— Еврей? — быстро спросил особист. И сам же ответил: — Еврей… Это, может, и к лучшему.
— Еврей, еврей, — с готовностью согласился Гвидон. — Стопроцентный! И по папе, и по маме! Я и подумал…
— Он сейчас где? — по-деловому поинтересовался Евгений Сергеевич, и Гвидон сразу сообразил, что как минимум катастрофы уже не произойдёт. Было видно, что мысленно сотрудник КГБ уже проворачивает в голове пару новых вариантов: во-первых, закрывается собственная жопа после фиаско со скульптором, во-вторых, руководству предлагается значительно более интересная комбинация с участием потенциально заинтересованного фигуранта. И более правильной для этого дела национальности.
— Он сейчас здесь, — ответил Гвидон, — ждёт в предбаннике Союза. Я ему ничего пока не говорил, но взял сюда на всякий случай. Сказал, может, вопрос с мастерской для него выгорит.
— Ну, хорошо, — вернувшись к прежним интонациям в голосе, уже вполне спокойно сказал Евгений Сергеевич, — допустим, мы даём ей въездную визу и она приезжает в Москву. Почему вы решили, что она захочет стать супругой этого… как его…
— Шварца? — помог ему Гвидон.
— Да, Шварца этого вашего.
— Потому что Присцилла это берёт на себя. Она слишком хорошо знает свою сестру и уверена, что Юлик… то есть Юлий Шварц, с его талантом, с его коммуникабельностью, с его чувством юмора, — именно тот человек, который ей нужен.