Во-первых, Алена должна послезавтра попасть на женский предновогодний чай, Любаша сегодня после обеда заедет за ней, заберет, они подберут из Любиных арсеналов украшения и, может быть, какой-нибудь наряд. Во-вторых, Новый Год будем справлять обязательно вместе. В-третьих, я - как иностранец, только что приехавший в страну на окраине Азии, не должен чувствовать себя дискомфортно, а жить, как и подобает белому человеку в привычной для него обстановке, и потому имею полное право за твердые, как алмаз, доллары в течение первых четырех месяцев выписать видеомагнитофон, морозильную камеру, стереосистему, китайскую ширму или систему для очистки воды... в общем, вот толстенный каталог, открывай наугад, ткни, и палец сааба станет волшебной палочкой, по мановению которой явится желанное. В-четвертых, все мужики передают приветы и готовы навестить товарища в беде, лишь бы вырваться из городка, где все они - рабы советской колонии и своих благоверных. Говорят, Айвазян от тоски так устал, что дуэтом с Гусаровым выступил на главной площади городка. В-пятых, сказал Виталий, я полетел дальше, кстати, по выписке совграждане обязательно будут проситься в соучастники, учти, что выписать можешь, что угодно, но по одному экземпляру, никому не верь, никому ничего не обещай.
Опять ни-ко-му...
Я предложил Виталию, как и Гусарову, по граммульке, но он замахал руками и уехал.
Проводив его, я вернулся в офис и сел за стол.
Письма и красочный каталог. Духовное и материальное, причем в данном случае и материальное - духовно, могу выписать, например, пластинки или компакт-кассеты того же Моцарта или "Би Джиз". Нет, сначала письма.
От Алениных родителей.
От сына... Вот неожиданность.
От Александра Грабовского.
От Мазурова Бориса.
От Седова Димки, Седого.
От Алениных подруг.
От Никитенко Николая.
От моих родителей.
Поздравления с Новым Годом. Мы им тоже писали, но главное, что откликнулись все мои друзья. Настоящие. Нет, естественно, писем от моих подруг, с которыми я встречался до Алены, - синеглазых, черноглазых, кареглазых, сероглазых... от тех, кто меня тоже спасал, к кому ответно вспыхивало чувство или гасло безответно, но это уже личное, об этом ни с кем...
Позвонил Алене, отдал ей письма, сказал про Любашу Вехову, которая заедет за ней после обеда. Ленка, обрадованная, убежала, а я первым делом распечатал письмо отца.
Эпистолярный жанр родителя строг и официален, он, работая в оборонной промышленности, знал, что переписку нашу читает цензура, и поэтому, поздравляя с Новым Годом, желал успехов и благополучия всему местному народу от нашей дружественной страны.
Письма от Сережки, от сына своего, я не ждал. Уж так сложилось, что после развода с Тамарой наши встречи с сыном происходили только в те моменты его жизни, когда он срочно нуждался в моей помощи - больница и операция на желчном пузыре еще в детстве, первый привод в милицию с самодельным самопалом, поругался с матерью, убежал из дома, эпопея с поступлением в институт, неудачная первая сессия, исключение из института и армия.
Поздравлял, как всегда, с юмором, желал мне, как отцу, чтобы сын мой почаще писал и не забывал предка, а уж сын обещал не забывать деда и бабушку.
Саша Грабовский - мой товарищ по киностудии, ставший профессионалом, кинокритиком, кандидатом искусствоведения, с которым мы встречались от случая к случаю, писал, что может быть поедет на кинофестиваль в Индию, а по пути или обратно заглянет ко мне.
Мой яхтенный капитан Боря Мазуров желал, чтобы корма не зарастала ракушками и пусть мне постоянно дует бакштаг, а галс всегда будет правый. Еще вложил в конверт ксерокопию руководства по определению и оценке драгоценных и полудрагоценных камней.
Дима Седов - единственный друг детства, школьный товарищ размашистым почерком, словно сильно торопясь, коротко извещал, что не забыл и что подробно еще пообщаемся, если сможет передать весточку с оказией. Это значит, с кем-то лично, минуя официальные каналы. Это Дима привел меня на яхту, благодаря ему я перечитал почти весь "самиздат", Александра Солженицына, Владимира Набокова, Льва Копелева, книги-притчи Александра Зиновьева.
Последнее письмо было от Коли Никитенко. Поэт и редактор сделал мне новогодний подарок - вставил мои стихи в сборник "Сердце России".
Вот и размышляй о дружбе, оценивай и переоценивай ее деликатные причуды, верь или не верь, но одиноким я уже себя не чувствовал, больше не хотелось ни удавиться, ни напиться и не вертелось в голове "сыт я по горло..."
Глава двадцать вторая
Мир праздновал приход Нового Года двадцатого века, готовился к ожидаемому целый год мгновению, когда можно себе сказать - пусть останутся в прошлом все беды и болезни и будут только мир, радость и благополучие. И да будет на то воля Божия.
В нашей атеистической, бросившей пить державе пошел отсчет новой эпохи, прозванной позже Смутным Временем.
Здесь же не ощущалось праздника, хотя официально не работали госчиновники. По местным обычаям Новый Год, как и в соседней Индии, справлялся по лунному календарю в тот день октября, когда бог Рама вернулся с острова Цейлон после победы над злыми духами.
В советской колонии ритуал новогоднего торжества отрабатывался поколениями загранруководителей и под неусыпным оком профкома-парткома соблюдался в соответствии с рекомендациями и устными пожеланиями сверху.
Состоялся обязательный предновогодний женский чай. Легкий грипп жены торгпреда чуть не испортил все дело, а без первой дамы чай был невкусен и терял всякий смысл. Но слабый пол на выдумки весьма горазд, и вот электрики протянули провода и установили в зале микрофон, а в спальной динамики. Как рассказывала Ленка, поток лести в "прямом эфире" был неудержим, потому что в глаза жену торгпреда еще как-то стеснялись воспевать, тут же обратной связи не было, никто не перебивал, и к микрофону одна за другой, строго по иерархии, подходили сначала жены заместителей торгпреда, потом жены начальников отделов, затем любимицы и, наконец, те, кто приготовил поздравления в стихах, прозе или в виде тоста. Тексты, конечно, заранее были отредактированы строгим цензором - всем составом женсовета. В конце вечера небольшая делегация была допущена в опочивальню и вернулась с радостным известием, что радиопередача удалась и театр одного слушателя создал удачную премьеру, но уж слишком много славословий, нехорошо так, девочки...