Разговор плелся медленно, не спеша, с паузами и незаметно перешел на родителей.
- Твои старики тоже из системы минвнешторга? - спросил я у Виталия.
- Не совсем так. Мы же с тобой земляки - я тоже ленинградец. Мой отец - специалист по броневым сталям, и когда началась война, потребовался приемщик в США. Судьба избрала отца. Вызвали его в Москву, он приехал с матерью и мной и оформлялся на выезд по линии внешторга. Пока только он один. Было это в октябре сорок первого года, и надо же случиться так, что как раз в этот день, по-моему, восемнадцатого, по Москве прошел слух, что столицу сдают немцам и переносят ее в Свердловск. Началась паника в многомиллионном городе. Люди бросали все, уезжали, уходили - кто как мог. Мать из гостиницы с трудом добралась до внешторга, как-то разыскала там отца. Неразбериха полная. Он только успел сказать ей, что уезжает - их в вагонах пригородных поездов довезли до Архангельска, а потом пароходом через Англию они добрались до США. Матери же он сказал, чтобы ехала на вокзал и разыскивала там поезд с внешторговцами. Без документов, мама полдня ходила по вокзалу, спрашивала, вы не из внешторга? А никто не отвечает, смотрят с подозрением, шпионов боятся. Но как-то ей повезло, наткнулась она но того, кто отвечал за отправку. Кое-как добрались они до Куйбышева. И туда через год пришел вызов - ехать нам к отцу. Опять до Москвы, а потом через всю Россию и Сибирь во Владивосток. Положение было очень сложное. С японцами - нейтралитет, но уже тогда они следили, чтобы наша страна не получала помощи от союзников. Поэтому, насколько я знаю, решили два транспорта из Владивостока отправить якобы на Камчатку, а на самом деле в Штаты. Заодно с ними и семьи... Всех записали как членов экипажей. Пароходов, как я уже говорил, было два "Кола" и "Трансбалт". На "Коле" подобрались все ленинградцы, среди них и я с мамой... И вот опять судьба... Как мать рассказывала, капитанами на этих пароходах служили братья или крепко дружили они друг с другом, не знаю, но за несколько дней до отхода они встретились и капитан "Трансбалта" говорит своему другу-брату:" Знаю, что у тебя тяжело с размещением пассажиров, а у меня маленькая каюта свободная, одного могу принять на борт." Посмотрели они списки пассажиров "Колы". Мать последняя в списке была. Вехова с ребенком. "Вот и давай мне ее," - говорит капитан "Трансбалта", - "а для ребенка мы коечку соорудим." Мать, как узнала, что ее пересаживают, - в рев, не пойду ни в какую, но с ней особо не церемонились. Ушла "Кола", через трое суток ночью должен был отплывать и "Трансбалт". Полдвенадцатого ночи радиограмма: "СОС... СОС... Тонем... "Кола"." Их остановил японский эсминец, якобы для проверки документов. Почему через японские воды идете? Какой груз? Почему дети на борту? Идем через эти воды, потому что февраль, зима, севернее проливы замерзли, груза нет, идем на Камчатку, дети на борту, потому что война, дети членов экипажа. До одиннадцати вечера всех на палубе держали, потом отпустили, следуйте своим курсом. Команда и пассажиры в трюмы спустились, устали за день. И тут - две торпеды в беззащитный мирный пароход. Стреляли, как на учениях. "Кола" тонул три с половиной минуты. Шторм, ледяная вода, на поверхности остались только те, кто вахту нес, два спасательных плота и вельбот. Подлодка всплыла, прожектором осветила гибнущих людей и ушла на погружение. Из спасшихся после шестнадцати дней в океане в живых остались только четверо матросов, в том числе и радист. Их подобрал японский противолодочный заградитель, и только после долгого разбирательства они были возвращены на родину. Мать рассказывала, что капитан "Трансбалта" несколько дней из каюты не выходил после отплытия. А нам тоже досталось. В кильватер за нами все время шел перископ подлодки, может быть той самой, что потопила "Колу", это я сам видел, японские военные самолеты несколько раз облетали "Трансбалт", имитируя атаку. Нас, малышей, в спасательных жилетах выставляли на палубу, чтобы показать, что на борту дети. Как сейчас, вижу летчика в шлеме и очках под стеклянным колпаком кабины и планирующий с воем самолет с круглыми пятнами японского солнца на крыльях, казавшихся кроваво-красными. Позже самолеты не появлялись, исчез и перископ. А Тихий океан оказался вовсе не тихим. Мама не переносила качку и сильно страдала от морской болезни. Двадцать третьего февраля устроили праздничный обед в честь Дня Красной Армии и Флота и дали детям несколько долек шоколада. Я зажал их в горсти и так и не притронулся - маме принес. Шоколад растаял, мама, конечно, отказалась, и вот тогда я руку дочиста вылизал, обсосал - так есть хотелось. В Сан-Франциско советский консул пришел на борт. "А кто знает кого-нибудь с "Колы"? - спрашивает. Мать всех пассажиров перечислила - и только потом, когда с отцом встретилась, узнала, что никого из них скорее всего нет в живых и что такая же участь была уготована и нам, если бы не Всевышний. К ней потом еще долго ходили отцы, чьи семьи погибли, она им, что могла припомнить, рассказывала... Про жен... Про сыновей и дочек...
- Вот так живешь в Ленинграде и не ведаешь, что смерть тебя ждет в пучине морской. Правда, тебе грех на судьбу жаловаться, как и отцу твоему.
- Не скажи, Валерий. После США отца направили в Австрию. Было такое главное управление имущества заграницей. По репатриации Советскому Союзу завод достался, правда, разрушенный взрывом, но отца назначили его директором. И вот только в сорок седьмом мы приехали в голодную послевоенную Москву в отпуск. Отец в кадры пришел, о чем-то договаривался, тут вбегает некто и давай орать матом на кадровиков. Отец ему замечание сделал, уважайте людей, мол. Тот только фамилию у отца спросил и вышел. Оказалось, что крикун этот - высокий чин в МГБ. Отпуск давно прошел, а нас обратно в Австрию не пускают. Проверяли по всем линиям. И если бы отец не был русским и не пролетарско-крестьянского происхождения, посадили бы за милую душу. Так что не знаешь, где поскользнешься, и одно твое нечаянное слово развернет жизнь твою на сто восемьдесят... Так что давай-ка по сто пятьдесят, пока есть возможность... За тех, кто в море...
Глава двадцать четвертая
Январь выдался тихий, но работы хватало. В основном, за письменным столом - торгпредство, как и посольство, и аппарат торгового советника готовили отчеты, Справки и цифры стекались ручейками в отчеты отделов, потом впадали реками в отчеты организаций, главков, министерств и в конце концов - в океан годового отчета страны. Упали цены на нефть, и оказалось, что не хватает валюты на закупку зерна, антиалкогольная кампания заткнула источник "пьяных" денег и опять опустела казна. Новый год принес крупные реорганизации и большие перестановки в верхних эшелонах власти, но пока, как в тайге, ветер перемен гулял по верхушкам, а внизу было тихо. А как сдали отчеты, жизнь пошла совсем неторопливо.