— Но с вами все в порядке. Вы живы.
— Если ты не заразил меня теми же микробами, какие передал им.
Дэвид кивнул.
— Это респираторная бактерия, на инкубацию ей требуется несколько дней. Ее бывало, называли по какой-то причине «болезнью легионеров». Компьютер не сказал, почему. Если ее не лечить специальными антигенами — летальный исход через сто часов.
Распухшие губы Кобба так и раскрылись.
— Ты ведь не шутишь, верно? Они будут мереть, как мухи.
— Совершенно верно.
— — Довольно хладнокровное истребление, не так ли?
— Это лучше, чем перестрелять всю колонию или позволить им сохранить власть над всей Землей.
Лицо Кобба выразило сомнение.
— А что будет, когда они явятся к тебе с пулеметами? Микроб не поразил по-настоящему этого типа, Хамуда, того, который называет себя Тигром. Ты не единственный в мире парень с иммунитетом; есть, знаешь ли, с иммунитетом от природы.
Дэвид почувствовал, как напряглись его челюсти.
— С Хамудом я разделаюсь, когда он будет здесь.
— Крутой парень, — фыркнул Кобб.
— Настолько крутой, насколько требуется, — отрезал Дэвид.
Рот старика расколола кривая усмешка.
— Черт возьми, думаю, ты, именно такой, может быть. Я отправил из этой консервной банки мальчика, а получил мужчину.
— Отправил, — огрызнулся Дэвид. — Мне пришлось вырываться отсюда, словно убегая из тюрьмы.
— Неужели ты действительно думаешь, что сумел бы скрыться, если бы я не хотел этого? Тебе пришло время вырваться на свободу, сынок, самому посмотреть мир.
Дэвид уставился на него, ища правду на морщинистом, покрытом синяками, остроглазом лице.
— Тогда почему же, — спросил он, — вы просто не велели мне пойти посмотреть мир?
— Потому что принять решение убраться отсюда, должен был ты, а не я. Если бы ты отправился по моему приказу, то ограничился бы быстрой экскурсией по нескольким крупным городам, посетил бы их научные центры и университеты и дунул бы обратно сюда через пару недель.
Дэвид начал было возражать, но Кобб продолжал:
— Когда оперившийся птенец решает покинуть гнездо, то решение принимает он сам, а не главная птица. Детям всегда требуется прийти в раздражение на своих опекунов, прежде чем они наберутся смелости лететь сами по себе. Тебе требовалось выскочить самому.
— Самому, да? — крикнул Дэвид. — А мне кажется вы предусмотрели все ходы, как обычно.
— Да вообще-то нет, — ответил Кобб. — Ты сделал это по-своему. Я лишь позаботился о том, чтобы тебе представилась такая возможность. А теперь ты вернулся — взрослым. Сильным, уверенным, крутым. Ты выжег свой детский жир, сынок. Теперь ты мужчина.
— У меня не было большого выбора в вопросе о взращении.
— Разумеется был. Но ты вернулся, так как понял, насколько важен именно «Остров номер 1» для будущего человечества.
— Вы хотите сказать для настоящего.
— — Для будущего, сынок. Будущего! Какая разница, если случилась вся эта ерунда? — Голос Кобба поднялся, лицо мрачно нахмурилось. — Ладно, отключили эти чертовы проновцы Спутники Солнечной Энергии на несколько дней… или даже на несколько недель. Какая разница?
— Миллионы жизней.
— Дерьмо собачье. Послушай меня. Ты гадал какого же элемента не хватает, помнишь? В твоем Прогнозе. Ты видел, что «Остров номер 1» важен сегодня для корпораций, но ты не улавливал его важности для будущего.
— Вы имеете в виду давать все больше и больше энергии всем людям Земли, а не только…
— Детские игры! — отрезал Кобб. — Дело совсем не в этом. Послушай меня. «Остров номер 1» это начало, отправной пункт. Мы — Индепенденс, штат Миссури, откуда американские пионеры пустились в своих крытых фургонах по Орегонской тропе. Мы — порт Палос, откуда Колумб отправился в Новый Свет. Мы — Мыс Канаверал, откуда первые космонавты полетели к Луне!
— Легче, — посоветовал Дэвид. — Успокойтесь.
— В задницу спокойствие! Неужели ты не понимаешь? «Остров номер 1» это первый настоящий шаг в открытый космос с планеты Земля. Мы можем позаботиться о том, чтобы человечество распространилось по всей Солнечной Системе. Вот тогда мы будем в безопасности! Что бы там ни случилось с Землей, какую бы глупость и близорукость не проявили бы там, на родной планете, мы все равно выживем. Люди будут жить здесь на L-4 и L-5, на Луне, в космических колониях за Марсом, среди астероидов — мы заселим всю Солнечную Систему! Вот ключ к человеческому выживанию — рассеяние. Мы рассеемся по всему космосу, по всей этой огромной вселенной. У нас есть целая солнечная система, полная только ждущих нас природных ресурсов и энергии. Кому нужна эта Земля?
Старик тяжело дышал, взволнованный собственным видением будущего.
— Выживание путем рассеяния, — произнес себе под нос Дэвид.
— Да! — охнул Кобб. И с трудом продолжал. — Что я по-твоему здесь делал — с ранними фабричными модулями, со всем этим строительным оборудованием и первыми живыми казармами, устроенными нами для строительных бригад? Гаррисон этого не понимает, ни один из них даже не догадывается. Я воздействовал на них. Я свел их вместе… для первой экспедиции к поясу астероидов. Там золотая жила, парень. И не только золото, но и железо, никель, вода, уголь, азот — все, что нужно людям для жизни. Мы соберем мобильную колонию и отправим в плавание исследовать астероиды — как Марко Поло, как Генри Гудзон, Магеллан или Дрейк. Они отправлялись. Они отправлялись в путь на много лет, им требовалось быть самообеспеченными и достаточно крупными, чтобы быть общиной, рядом семей…
— Понимаю, — сказала Дэвид. И, действительно, понял наконец. Полностью. Понял весь замысел Кобба, как все в нем сцеплялось. Он распланировал следующую тысячу лет человечества! И Дэвид также увидел изъян в этом плане, пустую сердцевину, способную превратить всю постройку в кучу обломков… если он не сможет исправить этот изъян.
Тут он почувствовал сотрясающий звук причалившей к главному шлюзу модуля челночной сферы.
— Он здесь, — сообщил он изображению Кобба на экране видеофона. — Прежде, чем мы сможем построить для человечества вообще какое-то будущее, мне придется сперва управиться с ними.
Хантер Гаррисон проснулся, когда наружные зеркала автоматически развернулись, чтобы отбросить первые солнечные лучи нового дня в Цилиндре Б. Все мускулы, все суставы его старческого тела болели. Земля под ним казалась твердой, влажной, холодной.
Застонав, он медленно поднялся в сидячее положение.
Долгий миг он сидел там, щуря слезящиеся глаза на окружающую его со всех сторон густую темно-зеленую листву. Та, казалось, поглотила его в зловещей тени. Он видел не больше, чем на несколько футов в любом направлении; даже сверху обзор ему загораживали густые скопления листьев и побеги висевших лиан.
Постепенно он сообразил, что Арлен нигде не видно. У него задрожали руки.
— Арлен! — позвал он, но голос его оказался лишь резким, хриплым шепотом. — Арлен!
Он боялся. Он не мог признаться в этом никому, кроме себя, но он боялся вторгшихся в его дом убийц. Один, и боялся.
— Арлен! Ты где? Что они сделали с…
Шум в кустах заставил его вздрогнуть, но затем он увидел проталкивающуюся сквозь покрытые листвой ветки Арлен, сильную, высокую, здоровую. Она переоделась в коротенькие шорты и облегающую белую футболку. Волосы ее растрепались, но она улыбалась ему.
— Все в порядке, — доложила она. — Они убрались. Мы можем вернуться в дом. Она помогла ему подняться на ноги.
— Ты уверена, что они убрались? — спросил Гаррисон.
— Я сверилась у Моргенштерна и остальных, — кивнула она. — Все террористы перебрались в главный цилиндр. Здесь все тихо… пока. Сент-Джордж едет сюда с несколькими людьми помочь нам охранять дом.
Гаррисон споткнулся о вывернутый корень и Арлен схватила его за плечи, прежде чем он мог упасть.
— Полагаю, что ты думаешь, что я какой-то сучий сын? Ведь этих партизан помогал вооружать я. Они попали сюда благодаря моим деньгам.