Смотрите на море, сказал Джеймс. И все узнаете. Прямо так?
Джеймс пожал плечами.
Прямо так.
Ллойд спустился к бухточке — воздух еще был прохладным. Окинул взглядом море в поисках движения, паруса, мотора, ничего не обнаружил. Побродил среди развалин, когда-то бывших домами, спустился на пляж, где отдыхали десятки тюленей — его приход их не потревожил. Нарисовал бухточку, тропу на утесах, дома, развалины, потом тюленей, открыл чистую страницу, когда один из них, побольше прочих, отделился от стада и зашле-
пал к морю, мышцы бугрились, чтобы волочь эта
кую тушу по песку
рыбья кожа
потертости от песка
амфибья радость
Ллойд нарисовал тюленя у края воды, запечатлел как тот шлепает ластами по мокрому песку, плюхается в море, уходит на глубину. Тюлень нагнул голову, шея стала продолжением позвоночника, потом грациозно рассек воду.
картины острова: метаморфоза
Ллойд закрыл блокнот и пошел по утесам обратно
в свой коттедж. Снова вынес кухонный стул на
сланцевую плиту, уселся, плохо представляя, что
делать дальше, как ждать в месте, где ничего не
происходит
в месте
которому и не надо
чтобы
что-то происходило
Начал снова зарисовывать островитян: женщин, переходивших из дома к дому с утварью, корзинами чистого белья, утюгами, кастрюлями; стариков, собравшихся у стены — они курили сигареты и трубки. К ним присоединились Михал и Франсис. Франсис закурил сигарету, бросил взгляд на коттедж художника. Ллойд закрыл блокнот, встал. Ушел внутрь, в мастерскую, перебрал пальцами краски в ящике у мольберта, приласкал металлические тюбики
присутствие
будущее
потенциал
Вытащил из упаковки карандаши, уголь, разложил на мольберте — можно начинать: сперва карандаш, потом уголь, употребить их мягкость и вольный разбег, чтобы изучить контуры утесов, падение света на камень, перейти по готовности к краскам, бумаге, холсту.
Еще раз посмотрел в окно на море, выискивая взглядом свои чемоданы, где лежит бумага и холсты. Ничего не увидел. Вернулся на стул у входной двери, стал смотреть оттуда, как чайки разрезают небо, чайки кружат у края острова.
В одиннадцать Джеймс принес чай и ломоть хлеба, опять с маслом и вареньем.
Спасибо, Джеймс. Есть новости про катер?
Мальчик глянул на.море.
Нет.
Можешь сказать, долго ли еще?
Нет.
Ллойд взял чашку и тарелку.
Тебе сколько лет, Джеймс?
Пятнадцать.
Еще в школе учишься?
Он пожал плечами.
Не знаю. Наверное.
В смысле?
Уйти оттуда хочу.
Тебе там не нравится?
Там островных не любят.
Почему они островных не любят?
Считают нас тупыми и нищими.
Не больно красиво.
Джеймс пожал плечами.
А вы что, другие? Вы тоже так думаете.
Ллойд отхлебнул из чашки.
Хороший чай.
Чай бабушка заваривает. Никому больше не разрешает.
Почему?
Нипочему. Просто правило.
Сколько ж у нее дел-то, Джеймс. И месса, и чай.
Верно.
Ну, чай хороший, Джеймс.
Тот кивнул.
Божественный чай, мистер Ллойд.
Они рассмеялись. Ллойд протянул Джеймсу тарелку.
Хочешь, Джеймс?
Давайте.
Джеймс уселся на землю, на некотором расстоянии от Ллойда, жевал, не отводя глаз от моря.
А вы зачем сюда приехали, мистер Ллойд?
Ради утесов.
У вас в Англии, что ли, утесов нет?
Таких нет.
А в чем разница?
Здесь они обветренные, дикие.
Ллойд поставил тарелку и чашку на землю, обожженная глина скрипнула по камушкам и гравию.
Мне нравится на отшибе, Джеймс. Подальше от Лондона.
картины острова: метаморфозы II
Джеймс встал, пошел к бухточке.
Ты куда?
Катер, мистер Ллойд.
Он обвел взглядом горизонт. Ничего не увидел. Джеймс покачал головой.
Не видите, что ли?
Не больно-то вы для художника зоркий, мистер Ллойд.
Стали открываться двери, жители потянулись к бухте. Ллойд все вглядывался в море, но катера не видел. Пошел вслед за островитянами к спуску. Михал и Франсис уже стояли у края воды — рядом с ними каррах, — смотрели, как моторный катер входит в бухту.
Я его вообще не видел, сказал он.
Чего?
Катер. Там, в море.
А теперь видите? — спросил Михал.
Ллойд нахмурился, не отводя глаз от моря. Теперь вижу. Поупражняюсь — научусь.
Оно и верно, мистер Ллойд.
Ллойд указал на каррах, ящик с книгами и пустыми пузырьками от лекарств — засунуты в нос, но не привязаны.