в тело человека
остывшая плоть
остывший жир
слипаются
язык и губы
слиплись
Он проглотил и рыгнул
тихонько
воспитанно
славный Ллойд
Положил вилку и нож обратно на тарелку, пока не решив, что дальше, притом что хотел есть, а еда была на вид и на вкус как и всегда по вечерам. Еще помял массу, добавил соли и белого молотого перца. Засунул в рот, проглотил
не распробовав
не раздумывая
славный Ллойд
Он опустошил тарелку, обвел стол глазами: островные завороженно слушали рассказ Массона, француз говорил на их языке, но гримасы и жесты у него были из собственного языка.
автопортрет: чужак
Он слущивал краску с ладоней, обдирал полоски синего и серого, попадались и кляксы белого; голова опущена, занят делом, горка ошметков краски на столе растет. Михал окликнул его. Он поднял голову.
Мистер Ллойд, хотите, мы по-английски будем? Было бы неплохо.
Массон покачал головой. Продолжил говорить по-ирландски.
Это ирландоязычный остров, сказал он.
А гость у нас по-английски говорит, сказал
Михал.
Он сам решил сюда приехать.
И мы ему очень рады.
Он решил приехать на ирландоязычный остров. Мы тоже по-английски говорим, Джей-Пи.
Ты так ему и сказал, Михал? Чтобы убедить его
сюда приехать.
Михал снова перешел на английский.
Джей-Пи очень за ирландский язык переживает, мистер Ллойд.
Массон тоже перешел на английский.
А Михал нет, сказал он.
Это мой язык, Джей-Пи. Как хочу, так и пользуюсь.
А что Марейд и Бан И Нил? — спросил Массон.
А что с ними?
Они не говорят по-английски.
Но понимают больше, чем вы думаете, сказал Михал.
Это их дом, сказал Массон. И они говорят по-ирландски.
Да я ж вам уже говорил: у них все путем.
Бан И Нил поставила на стол яблочный пирог.
Ты убиваешь собственный язык, сказал Массон. Бан И Нил нарезала пирог, скрежеща ножом по тарелке.
Ирландский выносливее, чем вы думаете, сказал Михал.
Он слабее, чем ты думаешь, Михал.
Михал пожал плечами.
Чем вам нравится думать, Джей-Пи.
Бан И Нил обслужила Ллойда первым, налила ему чаю
нынче я
в милости
и в фаворе
Им решать, жить ему или нет, сказал Ллойд. Не вам.
Массон покачал головой.
Не вам об этом судить. Вы веками уничтожали этот язык, эту культуру.
Ллойд ткнул в пирог вилкой. Съел два кусочка, отпил чая.
Франция ничем не лучше, сказал Ллойд. Посмотрите на Алжир. На Камерун. На тихоокеанские острова.
Вы меняете тему.
Ллойд пожал плечами.
Речь об Ирландии, сказал Массон. Об ирландском языке.
А у ирландцев есть право голоса в вашем великом плане спасения их языка? — спросил Ллойд.
У англичан нет, сказал Массон.
Ллойд допил чай, доел пирог и вышел под дождь, предсказанный Джеймсом. Еще и ветер поднялся. Он решил не ходить на утесы, вернулся в коттедж. Там было холодно. Огонь погас
зыбкое пламя
этого острова
мне не по силам
Снова сложил прямоугольник из газеты, щепок и торфа, присел на корточки, наблюдая, как огонь распространяется по конструкции, как языки лижут дерево и сухую землю, как едкие клубы дыма заползают в комнату, окутывают одежду, книги, стирают запах сырости и плесени, которая начала нарастать на сапогах и ботинках
на моей коже
окутывая меня
запахом
их
их прошлого
хоть оно настоящее
торфа, сжигающего
древние обиды
что схоронены в этой горящей земле
коровьих лепешках
свином навозе
гнилой картошке
тощих телах
терпкой крови войны
бедности
стыда
окутывают
душат
английская лаванда
твид из химчистки
а от него еще пахнет
Парижем
кофе
шоколадом
на торфе его ни пятнышка
Он услышал голос Массона. Тот звал Джеймса. Мальчик крикнул в ответ.
Дерьмо небесное.
Он грохнул кочергой о решетку.
Массон заорал еще громче.
Ллойд продолжал лупить по решетке, громогласный протест разнесся по всей деревне и стих только с появлением Массона у дверей художника.
Прекратите шуметь, сказал Массон.