картины острова: отправка телки на рынок IV Островные вернулись в деревню, но Ллойд остался рисовать, смотреть, как волны омывают спуск, лижут бетон, смывают навоз в океан, отправляют его в долгое странствие вокруг света.
картины острова: отправка телки на рынок V Он закрыл блокнот и зашагал по дорожке. На вершине утеса сидел Джеймс и смотрел вниз на море.
А коровы вообще блюют, Джеймс?
Не знаю.
Лошади нет. Просто не могут. А про коров не знаю.
Я тоже, сказал Джеймс.
А их в море укачивает?
Не знаю.
Он позавтракал и снова лег, спал, пока в дверь не постучали. Явился Джеймс с бутербродом, чашкой чая и куском брака.
Я вам еды принес.
Спасибо, Джеймс.
Вы спали, да?
Спал.
А жизнь-то у вас путем, мистер Ллойд.
Вроде того.
Мама хочет видеть, как вы меня нарисовали, сказал он.
Ллойд потряс головой, прогоняя сон.
Зачем ей?
Не знаю. Она не сказала.
Джеймс передернул плечами.
Просто хочет видеть, мистер Ллойд.
Я пока не закончил.
Ей неважно.
Ну, ладно. Пусть приходит.
Когда?
Сейчас, если ей удобно.
Ллойд повел их в мастерскую, держа чашку чая в руке.
Тут беспорядок. Я работаю.
Na bac, сказала она.
Ничего страшного, сказал Джеймс.
Ллойд собрал рисунки с разных концов комнаты и стал расставлять их в ряд на мольберте, делая паузы, чтобы она могла понять, каким он видит ее сына.
Та siad go halainn, сказала она. Очень красиво. Спасибо.
Он бросил на нее вопросительный взгляд.
А Массон знает, что вы говорите по-английски?
Джеймс прижал палец к губам.
Не говорите ему, сказал Джеймс. Он очень расстроится.
Как так вышло, что он не знает?
Марейд пожала плечами.
Creideann muid an rud a oireanns duinn.
Мы верим в то, во что хотим верить, сказал Джеймс.
Ллойд рассмеялся.
Выходит, грош цена его исследованию.
Он смотрел, как она берет рисунки один за другим, поворачивает к свету
тушь с размывкой
бурые тона
простые линии
мягкость
женщина спит
женщина читает
женщина купается
Она провела пальцами по карандашному рисунку, дотронулась до своего сына, дотронулась до его работы, смахнула частички угля со страницы.
Подождите, сказал он.
Принес альбом с рисунками Рембрандта, открыл на странице с изображением спящей молодой женщины: голова на локте, тело неплотно завернуто в простыню. Показал Марейд.
Можно мне нарисовать вас? — спросил он. Вот так?
Она дотронулась до женщины.
Только с распущенными волосами, сказал он. А не с собранными, как тут у него.
Джеймс перевел. Она взяла у Ллойда книгу, подошла к окну — посмотреть на рисунок в сером свете дня.
Красиво сказала она. Сёп uair a rinneadh ё? А давно нарисовано?
Триста с лишним лет назад.
Seanbhean og, сказала она.
Молодая старая женщина, сказал Джеймс.
Она покачала головой.
Старая молодая женщина, сказала она.
Ллойд улыбнулся ей.
Она провела пальцами по рисунку, по лицу женщины, по складкам простыни, ей дарована жизнь вечная, будет и мне дарована, если я ему позволю, этому англичанину, совсем не похожему на Иисуса. Она улыбнулась. Так можно стать вечной. Видимо.
Та go maith, сказала она. Я согласна.
Он уставился на нее.
Вы уверены? — спросил он.
Она пожала плечами.
Я сказала «да».
Верно, я слышал. Просто не ждал.
Она засмеялся.
Думал, вы откажетесь.
Она закрыла книгу, вернула ему.
Сёп uair? — спросила она. Когда?
Сегодня днем.
Она покачала головой.
Нет. В будке. Anocht. Вечером.
Слишком темно.
Amarach. Завтра?
Да, сказал он. На рассвете. Свет подходящий. Она улыбнулась сыну.
Me fein is tu fein i pbictiuiri.
Ллойд посмотрел на Джеймса.
Что она сказала?
Сказала — она и я на картинах.
Ллойд улыбнулся.
Верно.
Ллойд пошел наводить порядок в будке, готовиться к ее приходу. Сперва разобрал рисунки — те, что решил сохранить, аккуратно сложил под кроватью, остальные бросил к печке на растопку. Развесил одежду, отмыл стол, вынес золу, подмел и, прихватив два металлических ведра, двинулся к морю: одно ведро кухонное, с грязной посудой, другое отхожее, пустое, но все в следах кала и мочи. Он нес их по каменистой тропке, через густую траву, к бухточке, которую тогда отыскал вместе с Джеймсом. Снял ботинки и носки, вошел с ведрами в воду — она яростно плескала ему в лодыжки, студеностью своей пробирала до зубов и позвоночника, заливала ноги краской. Нагнулся, чтобы ополоснуть ведра, но замер.