Откройте глаза, Марейд. Пожалуйста.
Она вгляделась в него, в карандаш, метавшийся по бумаге, — глаза перебегают туда-сюда, язык то и дело облизывает губы, увлажняет, будто готовит к поцелую, готов вкусить, как вот тот, другой, художник некогда вкушал свою спящую, как будто ему, этому англичанину, нужно меня вкусить, чтобы правильно нарисовать, познать меня, как тот познал ее, хотя мне он ни к чему, ни к чему мне его вкус, нужно мне одно: чтобы он увез меня отсюда, поселил в другом месте, молодую вдову из островных, чтобы я висела на стене в неведомом доме, в чужом краю, где я останусь навеки, хотя буду и дальше ставить чайник на огонь, тарелки на стол, весь день в суете, вдыхаю частички мертвого мужа, живу теми его крупицами, которые не забрало море. Как вот и она, та бедная мать, в доме, где раньше жила ее дочь, глотает воздух в надежде вобрать частицу ее, остаток ее, хоть что-то, что оставила ей бомба, бомба, разорвавшая ее дочь на крохотные кусочки. Они что, не видели их там, на автобусной остановке? Не видели, что там стоят старуха с дочерью, брат и сестра мужчины, которого они взяли в заложники? Но они все-таки взорвали бомбу. Дернули за проволоку. И автобусная остановка взлетела на воздух. Кто закладывает бомбы за автобусными остановками? Ты теперь будешь как я, старуха. Когда станешь ездить в город, ходить по улицам, заглядывать в магазины. На тебя будут смотреть глаза. Тебя будут обсуждать рты. На тебя будут показывать пальцы. Старушка-мать девушки с остановки. Это она, помогай ей, боже, храни ее, боже, возлюби ее, боже. А потом ты, старуха, будешь возвращаться домой, как и я, и сидеть у себя дома и втягивать частички дочери, которую у тебя отобрали.
На сегодня хватит, сказал он.
И поднялся.
Можете одеться.
Go maith.
Простите?
Хорошо, сказала она. Очень хорошо.
Чаю? — спросил он.
Она кивнула.
Да, спасибо.
Он зажег газ, поставил чайник.
Молока нет, сказал он.
Она пожала плечами.
Gan bainne, mar sin.
Он повернулся спиной, давая ей одеться. Она ело жила простыню, одеяло, пристроила сверху подушку. Вышла наружу. Он следом, подал ей чашку черного чая.
Спасибо, Марейд.
Та failte romhat. Не за что.
Они стояли рядом среди свежести утра: солнце поблескивало на воде, волны набегали на скалы, парили чайки, шумливые даже в этот ранний час, на небе еще не истаял розовый свет.
Придете еще?
Откуда-то выпрыгнул кролик, сбил со стеблей травы капли росы, они заискрились в солнечном свете.
Да.
Завтра?
Да.
Она вернула ему чашку, завязала волосы и ушла, зашагала назад к деревне, к матери.
Ты где была?
Гуляла.
Хорошо тебе.
Легче стало.
Мы с завтраком запаздываем. Джей-Пи уже тут бродит.
Подождет.
У тебя вид усталый. Ты вообще спала?
Все нормально.
Яйца собрала?
Нет.
Иди собери.
Когда она вернулась с корзинкой яиц, Массон уже сидел за столом. Он подмигнул ей.
Maidin mhaith, a Mhairead.
Доброе утро, Джей-Пи.