Трудно сказать, Джеймс. Иногда я жалею, что не женат, иногда нет.
Джеймс встал, подошел к мольберту.
Очень хорошо получилось, мистер Ллойд. Надеюсь.
Вы теперь куда лучше понимаете свет.
Ты прав, Джеймс.
Видите, от меня есть польза.
Верно, Джеймс.
Так что возьмите меня на выставку, мистер Ллойд.
Может быть. Дождемся конца лета. Там и примем решение.
Джеймс хихикнул.
Чего тут смешного?
Поэтому она и сделает эту выставку, мистер Ллойд.
Не понял.
Ваша жена.
Ты о чем?
Полувыставку для полумужа.
Ллойд улыбнулся.
Ты прав, Джеймс. Именно поэтому.
Джеймс убрал термос и чашки, полотенце, в котором принес хлеб, и они вернулись к работе, к молчанию.
В пятницу, третьего августа, Уильям Уиттен, шестидесяти пяти лет, скончался в больнице от ран, полученных в июне, когда бойцы ИРА разбомбили пять гостиниц в Северной Ирландии. Бывший бизнесмен, протестант, родом из графства Клэр в Республике Ирландия, отдыхал с женой в гостинице «Марина» в Бэлликасле, графство Антрим, где девятнадцатого июня взорвалась бомба.
Марейд толчком открыла дверь будки. Ллойд еще не встал.
Gabh mo leithsceal, сказала она.
Он мотнул головой, стряхивая сон.
Простите, сказала она.
Дождь идет, сказал он.
Она кивнула.
Идет.
Свет плохой, Марейд. Вы бы лучше пришли, когда солнце.
Она пожала плечами, с волос стекал дождь.
Та me anseo anois.
Ллойд стал одеваться.
Что это значит?
Я здесь сейчас.
Да. Верно.
Он натянул ботинки, но зашнуровывать не стал, принялся рисовать, как капли стекают с ее волос на плечи. Перевернул страницу, поставил стул в центре кухни, под окном — шнурки хлестали по полу, пока он передвигался.
Сядьте здесь, сказал он.
Она села.
Разденьтесь. Только выше пояса. Юбку не снимайте.
Она покачала головой.
Nf thuigim. Не понимаю.
Он опустил руки до пояса, потом поднял над головой.
A, tuigim.
Он зарисовал дождевые капли, падавшие на ее груди, серый свет, дробящийся в водяных шариках. Зарисовал ее волосы, спутавшиеся под дождем. Ее лицо, покрытое влагой.
картины острова: женщина после дождя
Работал он быстро, потом отбросил блокнот. Зашнуровал ботинки, вышел на улицу. Вернулся с тремя перьями чайки. Подал ей.
Подержите, сказал он. В правой руке.
Она взяла перья, он стал дергать ее за юбку — старую, материнскую, из красной шерсти. Она встала. Он расстегнул крючки на боку, вздернул юбку, прикрыл ею грудь. Отвел Марейд обратно, так, чтобы стул оказался слева. Она села. Он ее слегка передвинул, чтобы она сидела на левом бедре, а левую руку положила на стул.
Так удобно? — спросил он.
Нормально, сказала она.
Он начал рисовать.
картины острова: женщина с перьями, в духе гогена
Можно одеваться, сказал он.
Она собрала одежду, достала из кармана баночку молока.
Нам к чаю, сказала она.
Отлично, сказал он. Спасибо.
Они сидели на стульях, пили чай, рассматривали рисунки, где она с перьями.
Красиво, сказала она.
Спасибо.
Она указала на имя Гогена.
Ceard ё sin? Сё Ьё sin?
Он художник. Француз. Я вам покажу его работы. В коттедже.
Она кивнула.
Nuair a bheas tu ar ais. Когда вернетесь.
Она ушла, а он рисовал дальше, забыв про голод, довольный тем, что Джеймс из-за дождя не пришел, не для него
не для глаз сына
и рисовал он изгибы ее груди, бедер, завитки волос, извлекая из нее, из самого себя нежданную красоту, такой не чувствовал он на кончиках пальцев уже много лет, не меньше десяти, когда в последний раз рисовал Джудит, когда она была моложе, в возрасте Марейд, пальцы его и тело вздрагивали, пока он очерчивал контуры ее тела, трудился над каждым кусочком, над волосами, глазами, носом и губами, плечами, грудями, животом и ягодицами, волосками на лобке, ногтями на руках, бедрами, ляжками, голенями, лодыжками, ступнями, пальцами ног, пробирался сквозь ее тело, закапывался в ее глубины, рисовал час за часом, потом работал красками, подыскивал тон для ее кожи, веснушек, прыщиков, для ее красоты, много недель ничем другим не занимался, не велел жене смотреть, пока не закончит, жене-художнице, известной мастерством своего обращения с формой и композицией, а он был мастером рисунка, цвета и оттенков, и он не сомневался, что этот портрет его жены-художницы привлечет к ним внимание, принесет славу, деньги, что этого хватит, чтобы вытащить их из подвала, где они лежали вместе и смеялись, он в ней, одно целое, говорила она, совершенный художник, говорил он, ее мастерство и его сливались воедино, в чету художников, которая вознесется на вершину мира искусства, и этот ее портрет станет входным билетом, визитной карточкой, которую он наконец-то довел до совершенства после многих недель работы, показал ей, положил к ее ногам, а она только покачала головой, изогнула запястье, ничуть не усомнившись, что это слишком безлико, слишком традиционно, неспособно придать им необходимый импульс. Слишком предсказуемо. Слишком скучно. Сходство есть, да, а более ничего. Можно сказать, фотография