Так и есть.
Они хотят знать, что вы писать будете.
Я приехал писать утесы. Ничего больше.
Не хотят здешние, чтобы вы их писали.
Тогда не буду.
Женщина налила еще чаю с молоком. Ллойд выпил. В кухню вошли другие мужчины, стянули, садясь, кепки, рассовали по карманам. Глядя на Ллойда, стали пить чай и есть хлеб.
автопортрет: объективизация
Он отвернулся от мужчин, все они были стариками, от Франсиса, посмотрел напервого лодочника.
Сколько на острове жителей?
Девяносто два, мистер Ллойд. Двенадцать семей. А сколько говорят по-английски?
Дети все неплохо.
А из взрослых?
Кто хорошо говорит, все уехали.
Он снова отказался от хлеба.
А велик ли остров?
Три мили в длину, полмили в ширину.
Где я буду жить?
Я вам покажу.
Когда?
Сперва чаю выпьем, мистер Ллойд.
Лодочники заговорили с другими мужчинами: беззубые рты, пиджаки в корке грязи и морской соли, глубокие морщины на лицах, прочерченные ветром и морской солью
ногтем по масляной краске
Море вновь всколыхнулось, по телу прокатилась волна. Он закрыл глаза, успокаивая желудок, но валы все ходили, смешиваясь с гортанными звуками непонятного языка, вязким удушающим запахом горящего торфа и вареного мяса. автопортрет: тошнота
Он встал. Резко. Поманил к себе первого лодочника.
Мне нужно прилечь.
Через минутку, мистер Ллойд. Я почти допил.
Нет. Прямо сейчас.
Лодочник опустил чашку на стол и медленно поднялся. Натянул кепку, кивнул другим мужчинам, женщинам, стоявшим у окна, — у той, что помладше, Марейд Ни Гиллан, из пальцев безвольно свисал половник. Они смотрели, как Ллойд выходит, и сдерживали смех, пока он с лодочником не оказался снаружи и не миновал трех окон по фасаду дома. Марейд хохотала заливисто. Та, что постарше, Бан И Нил, принесла к столу еще чайник с чаем.
Видели когда таких? — спросила она.
Я думала, Михал его треснет, сказала Марейд. Ему еще свезло, что он его не утопил, сказал
Франсис.
Все засмеялись.
Какие все мужики задаваки, сказала Бан И Нил. И блевотина по всему пузу, сказала Марейд.
Все опять засмеялись.
До чего же у него вид неприличный, сказала Бан И Нил.
Просто невероятно, сказала Марейд.
А видели, как он мне пальцами щелкал? — сказала Бан И Нил. Все это видели?
Да все видели, мам. Прямо как индусу на побегушках.
Это в моем-то доме, Марейд. Он за кого себя принимает?
Старики смеялись, раскрыв рты, закинув головы.
В твоем доме угодить трудно, сказал Франсис. Пусть еще радуется, что я ему чай на голову не вылила, сказала Бан И Нил.
А я в него хлебом не кинула, сказала Марейд.
Франсис всплеснул руками.
Ну ладно, хватит, сказал он.
Ачто?—сказала Марейд. Он нас за тупых держит. Бедолага, сказал Франсис. Он же гость тут.
Будто мы все неграмотные, продолжала Ма
рейд. И английского вообще не знаем.
Бедолага, сказал Франсис.
Марейд уставилась на него.
Что, правда — Франсис Гиллан пожалел англи
чанина?
Так и есть, Марейд, он же здесь впервые.
Это не дает ему права нам хамить.
Впервые на каррахе, Марейд.
Так он сам так придумал, Франсис.
А вы его, бедолагу, в штыки приняли.
Стало тихо. Совсем.
Франсис щелкнул пальцами.
Островные покатились от хохота.
Видели бы вы его на лодке, сказал Франсис. Поднял чашку. Бан И Нил ее наполнила. Дала еще хлеба.
Он всю дорогу блевал, сказал Франсис. И разговаривал сам с собой. Бормотал, точно старуха.
Я его как в бухте увидела, все поняла, сказала Бан И Нил. Едва живой был.
Зачем ему все это, Франсис? — спросила Марейд.
Франсис покачал головой.
Не знаю.
Мог на нормальной лодке добраться, как все, сказала Марейд.
Этот тип считает, он не как все.
Но на каррахе-то, возразила Марейд. Уж слишком не как все.
Да еще и кучу денег заплатил за это удовольствие, сказал Франсис.
Бан И Нил передернулась.
Я в эту посудину больше ни за какие деньги не сяду, сказала она.
Я и сам едва решился, сказал Франсис. Давно не пробовал.
Это-то видно, сказала Бан И Нил. И потом еще эти скалы.
Франсис откинулся на спинку стула.
Да, к мотору быстро привыкаешь.
Повезло, что все хорошо кончилось.
Франсис пожал плечами.
Да все у нас путем было, Ван И Нил.
Надеюсь, оно того стоило, сказала она.
Еще бы.
И сколько?
Так я тебе и сказал, Бан И Нил.