Джеймс приблизился к картине, медленно прошел вдоль холста из конца в конец, впивая жизнерадостность, насыщенную синеву неба и моря — чайки и крачки парят и прядают, среди людей свободно бродят островные животные, беспрепятственно, безбоязненно, и тут же — островные духи и призраки.
Изумительно, мистер Ллойд.
Ллойд улыбнулся.
Нравится, Джеймс?
Да, мистер Ллойд. Очень.
Нечто среднее между Гогеном и Мане. Его «Завтраком на траве».
И моей картиной, сказал Джеймс.
Ллойд засмеялся.
Да, и твоей тоже, Джеймс.
Джеймс указал на полотно.
А это Франсис? В балаклаве?
Он самый.
Джеймс покачал головой.
Ему не понравится.
Не понравится, Джеймс.
Джеймс снова указал пальцем. На мертвецов рядом с лодкой, на сети и рыбу.
А это мой отец?
Ллойд кивнул.
Ты против, Джеймс?
А меня кто-то спрашивает, мистер Ллойд? Джеймс прошел еще немного, остановился перед собственным изображением с мертвым кроликом в одной руке и тремя кистями в другой.
А когда вы сотрете второго кролика, мистер Ллойд?
Когда ты станешь моим полноправным учеником.
А это скоро будет?
Поглядим.
Джеймс повернулся, посмотрел на картину в зеркало.
Правда изумительно, мистер Ллойд.
Спасибо, Джеймс. А теперь мне пора опять за работу.
Ллойд взял кисти и палитру.
Закрой за собой дверь, Джеймс. Обе двери. Джеймс пересекал остров по диагонали, бормоча, бурча, ругаясь, чертыхаясь, пиная траву, мое это все, мистер Ллойд, моя идея, а вы украли ее, украли у меня и присвоили.
Он добрался до утесов, шлепнулся на живот, заглянул за край, увидел снова, как солнечные блики и тени пляшут по камню, вгляделся в пятна розового, красного, оранжевого, синего и желтого — раз увидев, уже не забудешь. Он жахнул кулаком по земле. Вы мне все это показали, мистер Ллойд. Цвета, свет. Научили видеть, научили видеть невидимое. Зачем? Чтобы меня ограбить? Отобрать мою идею. Вы показали, как карандаш и уголь ложатся на бумагу, а краска на холст. Теперь мне знаком запах краски. Льняного масла. Растворителя. Щекотка краски, высыхающей на коже. Серые, зеленые, синие и белые точки на руках в конце рабочего дня — насколько это лучше, чем серые и серебристые рыбьи чешуйки. Насколько лучше этой мерзкой вони. Так от меня будет вонять, если я останусь. Так от меня будет вонять, если я не уеду с англичанином, который меня ограбил.
Джеймс закрыл голову руками и остался лежать на краю утеса, хотя набежали тучи, потом зачастил дождь. Он побрел назад в деревню, не обращая внимания, что промок до нитки, по пути заглянул к Бан И Флойн. Она улыбнулась ему, указала на стул у горящего очага. Налила чаю.
Ты промок, сказала она.
Да.
Выпей чаю.
Она встала, закутала его в свою шаль.
Давай, грейся, сказала она.
Спасибо.
Она снова села, взяла вязанье, за разговором смотрела на него, не на внука.
Недолго уже ждать твоего отъезда, Джеймс.
Да, верно.
Ты, похоже, доволен? Судя по всему, ты едешь в хорошее место.
Он пожал плечами.
Был доволен, Бан И Флойн.
А теперь нет?
Я сомневаюсь в мистере Ллойде.
Она кивнула.
В англичанине трудно не сомневаться, Джеймс.
Он ко мне очень добр, Бан И Флойн.
Это так, Джеймс.
Но он у меня украл.
Она засмеялась.
Что у тебя можно украсть? У тебя ничего нет. Он вздохнул, как бы вжимаясь сам в себя.
Он украл мою идею, Бан И Флойн. И использовал в своей картине.
Непростительно такое красть, Джеймс.
Правда.
Он отхлебнул чая.
Он говорит, у художников так принято.
Она отложила вязанье, взяла трубку. Набила, раскурила, сунула в уголок рта.
Да он как сорока, Джеймс.
И?
У сорок это обычное дело.
Хочешь сказать, природа у него такая?
Она кивнула.
Он англичанин и художник.
Джеймс рассмеялся.
Короче, поступает, как ему положено.
Именно, Джеймс. Как ему положено. Уж такой он есть.
Джеймс поднял чашку к губам, выпил.
Генри Корбету двадцать семь лет, он дома с женой, в маленьком таунхаусе в Северном Белфасте. Понедельник, третье сентября, полночь. В дом врываются четверо бойцов Ассоциации обороны Ольстера. Корбет пытается убежать, но по нему открывают огонь, девятнадцать попаданий. Католик Корбет погибает прямо в собственном доме.
Бан И Нил вытащила из мешка с продуктами бутылку виски. «Джеймсон».
То, что я тебе обещал, сказал Михал.