Запорожские поселки (селения, зимовники и т. п.) были разбросаны, как мы видели, на громадном пространстве земель нынешних двух южных наших губерний — екатериносл. и Херсон. Число этих поселков все более и более возрастало, а параллельно с этим увеличивалось и число жителей. К сожалению, привести точные статистические данные о количестве селений и о числе жителей в них довольно трудно. До разрушения Сечи, по словам Н.Л. Коржа, было 17 селений, возникших по большей части из зимовников[66]. Гюльденштедт только в Поднепровье называет 30 селений женатых Козаков (12 на правом и 18 на левом берегу)[67].
Но на самом деле их было гораздо более. А.А. Скальковский, на основании подлинных документов сечевого архива, насчитывает их в 4-х паланках 64 и говорит, что в них было 3415 хат, или 12.250 д. женатых козаков и поспольства обоего пола[68]. По официальной ведомости, составленной Текелием в момент уничтожения запорожской Сечи, в ней было (кроме Сечи в тесном смысле этого слова) 45 деревень и 1601 зимовник; всех жителей было 59.637 д. обоего пола, большую часть их составляло поспольство, т. е. женатые поселяне (именно 35.891 чел.); впрочем, и большая часть козаков жила не в Сечи, а в деревнях и зимовниках, где занималась скотоводством, земледелием и другими мирными промыслами; часть козаков, как известно, имела семьи[69]. Нужно полагать, что цифры этой официальной ведомости значительно меньше действительных; нам будет совершенно непонятно, как это в более раннее время (о котором сообщает сведения А.А. Скальковский) было больше селений, чем в 1775 году (к которому относится официальная ведомость). Да и как мог Текелий точно сосчитать, напр., число запорожских зимовников, разбросанных на громадном пространстве в разных уединенных местах? Не удивительно поэтому, что его показания расходятся с показаниями кн. Мышецкого, который насчитывает всего около 4.000 зимовников[70]; есть известия, что запорожцы основывали иногда зимовники за границей своих владений на чужой земле; таковы, например, были хутора, устроенные ими в турецких пределах в виду Очаковской крепости[71]; такие населенные пункты не могли, конечно, войти в официальную ведомость, если мы приведем себе на память также нерасположение запорожцев ко всяким официальным статистическим запросам, которое должно было еще более усилиться в момент уничтожения Сечи, то б. м. окончательно убедимся в том, что на самом деле в Запорожье было не 59.637 д., а гораздо больше; по всей вероятности, ближе всего к истине будет цифра, приводимая А.А. Скальковским — 100.000 обоего пола козаков и поспольства. Во всяком случае для нас интереснее всего тот факт, что большинство населения запорожской Сечи в год её уничтожения составляли женатые козаки и посполитые, преданные почти исключительно мирным культурным занятиям; правда, среди них были и такие лица, (скотари, табунщики, чабаны), которые вели полукочевой образ жизни — защищались от непогоды в так называемых кошах с очагом для разведения огня (кабыцей) или котигах, т. е. палатках на 2-х или 4-х колесных арбах, совершенно напоминающих ногайские[72] — но в общем о населении Запорожья следует сказать, что оно в последние годы своего исторического существования решительно стало переходить на мирное положение и показывало склонность к культурным занятиям. Впоследствии мы сделаем более или менее обстоятельный очерк запорожской культуры; теперь же только заметим, что первыми зачатками своей материальной культуры Новороссийский край обязан Запорожью. Таким образом Запорожье, с одной стороны являясь оплотом русского мира от мусульманского, не мало потрудилось для отстаивания русской культуры, а с другой внесло свою лепту и в общую творческую деятельность русского народа, направленную к созиданию культуры. Чрезвычайно верно и метко определил роль Запорожья в истории колонизации Новороссийского края г. Надхин; мы позволим себе привести здесь его образное сравнение: «в степях Новороссийских, говорит он, есть целые кучугуры сыпучих песков; на них долго не могло укрепиться ни одно растение: всякую былинку, куст, деревцо из рыхлой почвы вырывал ветер; но вот начал здесь расти шелюг (род красной ивы) — и он цепкими своими корнями укрепился на этом грунте и укрепил его до того, что вслед за ним начали расти и другие деревца и кустарники. Запорожье было для южной России таким шелюгом: оно первое тут успело укорениться на непрочной почве, первое укрепило ее под собою для жизненных посевов и таким образом первое дало возможность для постоянного на ней заселения и гражданского развития»[73].