Весна отличалась большой переменчивостью погоды. Летом вся трава в степях высыхала и выгорала и они представляли из себя мертвую пустыню Когда же не было засухи, мог явиться другой враг и истребить не похуже её всю растительность на громадной территории; это была саранча — истинный бич Божий в южных степях. «Саранча, говорит Боплан, летит не тысячами, не миллионами, но тучами, занимая пространство на 5 или 6 миль в длину и на 2 или 3 мили в ширину. Приносимая в Украину почти ежегодно из Татарии, Черкасии, Бассии и Мингрелии восточным или юго-восточным ветром, она пожирает хлеб еще на корне и траву на лугах; где только тучи её пронесутся или остановятся для отдохновения — там через 2 часа не остается ни былинки... Бедствия увеличиваются в 300 раз более, когда саранча не пропадает до наступления осени: ибо в октябре месяце она умирает, но прежде смерти каждое насекомое кладет в землю до 300 яиц, из коих в следующую сухую весну выводится бездна саранчи... Нет слов для выражения количества саранчи: она совершенно наполняет и помрачает воздух... Люди самые опытные приведены были в отчаяние неописанным множеством саранчи: надобно быть самому очевидцем, чтобы судить об этом[47]». Если саранча была истинным бичем для растительности, то мошки были таким же бичем для людей и скота. «Берега днепровские, говорить Боплан, замечательны бесчисленным количеством мошек: утром летают мухи обыкновенные, безвредные; в полдень являются большие, величиной в дюйм, нападают на лошадей и кусают до крови; но самые мучительные и самые несносные комары и мошки появляются вечером: от них невозможно спать иначе, как под козацким пологом, т. е. в небольшой палатке, если только не захочешь иметь распухшего лица. Я могу в этом поручиться, потому что сам был проучен на опыте: опухоль лица моего едва опала чрез 3 дня, а веки так раздулись, что я почти не мог глядеть; страшно было взглянуть на меня»[48]. Вероятно, заносным путем распространялась также в степях страшная гостья чума, против которой не было никаких средств[49]. Наконец, прежде чем поселиться в степях, необходимо было, так сказать, отвоевать их от татар. Татары, явившись сюда в XIII в., были как нельзя более довольны новыми местами своего жительства — этим морем трав, служивших подножным кормом для их стад даже зимой (по крайней мере в самых южных приморских степях). Опорным пунктом, неприступным гнездом для них был Крым, завоевание которого сделалось исторической задачей для русского государства, начиная с XVI в.; но эта задача была решена только в 1783 г. В XIII—XVI в. Новороссийские степи принадлежали татарам, кочевья которых простирались еще далее на север и переходили даже в нынешнюю харьковскую и полтавскую губ., которые также представляли из себя дикое поле. Завоевать Крым в XVI в. и ввести его в состав своих государственных границ Москве не удалось: он был защищен степями, отделявшими его от московского государства. Правда, через эти степи протекали 3 громадные реки (Днепр, Буг и Днестр), которые несли свои воды в самое море, но к несчастью на всех этих трех реках, как мы знаем, находились пороги, которые страшно затрудняли судоходство или, правильнее говоря, делали его возможным только за порогами; при том Днестр отличался быстротой течения, а Буг вовсе не был судоходен в верховьях. Туда вели только татарские «извечные» шляхи — Черный, Кучманский и Волошский на правом берегу Днепра, Муравский, Изюмский и Калмиусский на левом. Проходить спокойно по степям то пространство, которое отделяло Крым от московского государства, могли только татары, выросшие в степи; русские рати, как показывает история Голицынских и Миниховских походов, должны были терпеть при этих степных переходах страшные лишения, несмотря на все те меры, какие предпринимались главнокомандующими. Степные пожары являлись ужасным оружием в руках степняков: воздух в степи от пожара сильно накалялся; к страшной сухости и жаре присоединялся еще удушливый дым, который выедал глаза и не позволял дышать; лошади и люди чувствовали себя как бы в раскаленной печи. Но главное что такой пожар захватывал громадные пространства и уничтожал весь корм для лошадей; а в каком положении должны были очутиться всадники, потерявшие своих коней?! Они неминуемо должны были погибнуть если не от жажды и страшного утомления, то от татарских выстрелов, ибо татары ни на одну минуту не оставляли в покое утомленного войска, а наблюдали все время за ним, окружали его, как вороны свою добычу. Почти в таком положении очутилась, например, рать кн. Голицына. Во всей степи не было ни городов, ни деревень, вообще никаких постоянных жилищ, где бы можно было найти временный приют и пристанище. Миних, как известно, должен был построить по всему пути редуты и ретраншаменты, чтобы поддерживать сообщение с Украиной. Мало того, — от р. Самары прекращались и леса, — эти естественные крепости для оседлого населения; попадались они после этого только в плавнях. «Можно пройти, говорит Манштейн, 15 и 20 верст и не встретить ни одного куста, ни малейшего ручейка; вот почему надо было тащить дрова с одной стоянки на другую, от неизвестности — найдутся ли они на новом месте». Такие опасности и затруднения угрожали в степях большому войску, снабженному фуражом и всем необходимым. Но чрезвычайно затруднительно было также положение и небольшого отряда. Чтобы убедиться в этом, стоит только припомнить, что испытали наши посланники Тяпкин и Зотов, отправленные в Крым для заключения мирного трактата в 1681 г.; несмотря на то, что их должно было ограждать звание послов, несмотря на то, что их сопровождал отряд рейтар и козаков, они всю дорогу пробыли в величайшем страхе, терпели от бескормицы, безводья, копоти и дыма и вздохнули свободно, пришедши в самый Крым, воздавши благодарение избавителю Богу, Пречистой Богоматери, что «препроводил их таким страшным путем здоровых и не попустил на них врагов». Спрашивается, каково же могло быть положение тех людей, которые бы решились поселиться навсегда в степи, в качестве оседлых колонистов? Им нужно было бы вести постоянную борьбу и с татарами, считавшими эти степи своей собственностью, и с природой. О мирной колонизации края нечего было, конечно, и думать до второй пол. XVIII в. Первые колонисты должны были затрачивать почти всю свою энергию на войну с татарами — как оборонительную, так и наступательную; им трудно было обратить свою заботливость на созидание культуры, потому что для этого нужно было такое спокойствие в крае, каким он не пользовался очень долго. Они должны были поселиться в наиболее безопасном месте, а таким местом были острова за днепровскими порогами; в открытой степи их уничтожила бы первая татарская рать. А там, в этих плавнях, они могли бы найти все необходимое для своей полукочевой, полу-оседлой жизни, ибо только такую жизнь и можно было бы вести самым ранним колонистам.
48
Оп. Укр., стр.84; см. также Афанасьева-Чужбинского, Поездка в южную Россию. Очерки Днепра.
49
Любопытные подробности о чуме в херс. губ. находятся в заметках А.С. Пишчевича; особенно интересно его описание Крюковского карантина г. Кременчуга, см. Киевск. Стар. 1885 г. май, стр.155—163.