Так что радоваться надо, но и к противнику относится с достаточной долей если и не уважения (а чего их уважать, «мстятелей» озлобленных), то уж опасения точно. И не забывать, что эта победа купила им, хорошо, если так какое-то мирное время, которое, как следует из заветов классиков (в том числе и марксизма-ленинизма а что, там же тоже некоторые очень не дураки были), нужно использовать, в том числе, и для подготовки к войне. Исключительно для того, чтобы её не допустить, что вы (или оттянуть на более благоприятный, для нас, момент).
Сивелий, по примеру старших, тоже хотел построить свое выступление по принципу передать инициативу мальцу, а самому солидно поддакивать и уточнять в нужных местах, всем своим видом скромно демонстрируя свою почти исключительную роль в одержанной победе при благосклонном признании незначительной, впрочем, помощи второго номера. Однако, выдержав сквозь зубы несколько минут, не устоял перед маняще сияющим ореолом славы, и стал излагать картину боя в собственном восторженно-романтическом ключе. Не упуская, впрочем, и таких подробностей, как собственная недолгая, но до ватных ног, растерянность, когда противники разделились и один все же смог преодолеть ограду. И как едва не впал в панику, видя, как стремительно тает здоровье под ударами двух противников, одного из которых фактически пришлось оставить в тылу. Но и потом как пыжился на скупую похвалу Камиса, за то, что все же совладал со своим страхом, а, главное, сумел в сумятице боя принять правильное решение, рассчитав, что нужно сначала добить слабейшего, чтобы исключить риск проникновения за ограду уже двух противников (с которыми «младшая группа» уже вряд ли имели реальные шансы справиться).
И при этом, иллюстрируя наиболее драматичные моменты схватки не только широкими жестами обоими руками, но и движением всего остального тела, не забывал обнимать за плечи Вадура, выдвигая его, словно между делом, но весьма демонстративно вперед, на всеобщее обозрение, так что иногда казалось, что рассказывает не о своих деяниях, а похождениях своего младшего братишки. Может быть, именно поэтому некая снисходительная ироничность стиля изложения снижала до приемлемой величины едва ли не зашкаливающую в иные моменты пафосность и эпичность повествования.
Во-от, посидели знатно, просто праздник сердца, ЛеониТу так и хотелось выдать какое-нибудь пафосное и возвышенное алаверды, всех поблагодарить, развешать ордена и почетные грамоты, едва удержался, «чессное слово»
А под конец вечера удивил Вадур. Тот сюрприз, о котором малец заговорил сразу после битвы, оказался песней. Без слов, без нот, но именно песней. ЛеониТ так и не смог определить формат музыкального произведения, то ли марш, то ли романтическая баллада, то ли застольно-строевая, но за душу хватало не хуже хорового пения у пионерского костра или концертов «имени Александрова». Вадур умудрился на примитивной свистелке (которую, правда, немного подшаманил, расширив «объемность» извлекаемого звука) выдать действительно вещь, отличную от наивных ребячьих упражнений, как произведение мастера от бездумной ремесленной поделки на заказ. И то, что на самом деле это заслуга игровой системы, отчего-то даже не вспомнилось. А вот отблеск на мокрых глазах заметить успел у многих, только мужики удержались, но даже и Сивелий «поплыл» (интересно, а сам-то ЛеониТ сдержался бы, если бы не игра, а?), что уж там говорить о женской части коллектива.
Расходились, когда по ощущениям и звездам время перевалило уже на завтра; а завтра-то - вовсе не выходной, так что и меру потехе знать надо.
Ночью же ЛеониТ понял всю глубину своего непонимания женской сути. Вот ведь, сомневался, прислушивался к своим чувствам, не хотел обижать единственного в округе живого человека, да еще женщину, девушку симпатичную ему девушку. Боялся, что воспримет все его поползновения и притязания, как грубое и хамское использование «служебного положения» - ну, типа, она в нем нуждается и от него зависит, а значит, стерпит, никуда не денется.