Зато вся троица на предке повозки пялилась, не отрываясь, так, что даже тянуло отвести взгляд. Вот только ЛеониТ точно знал, что не стоит этого делать. Не то, что слишком критичным может оказаться результат, но потери репутации будут, а в этой игре терять даже самые мелкие капли желания вовсе не было. Так и играли в гляделки еще минут двадцать, пока процессия перебиралась через холмы и опускалась в седловину между его бугром и соседним.
А здесь бородач вдруг бросил повод - и быки тотчас остановились. Остановился и погонщик и только теперь поднял взгляд и посмотрел на ЛеониТа, словно только сейчас его и заметил. Как пишут в плохих романах о хороших отношениях, их взгляды встретились и уже не могли оторваться друг от друга. Через некоторое время ЛеониТ даже запаниковал - чего мужик хочет? чего он так пялится? Вот не выдержу, моргну, и что тогда...
Может, от страха опростоволоситься и пришло понимание - гость просто спрашивает разрешения войти у хозяина. Не кричать же ему, право, через полторы сотни метров. А умный умного всегда поймет... Ну, хочется думать.
Хочется думать, что пришелец поймет и этот его жест - ЛеониТ, как мог, степенно махнул рукой вправо, указывая путь, где можно подняться по холму.
Бородач коротко глянул в тот направлении, что-то разглядел или понял, опять вернул взгляд на прежний вектор, кивнул хозяину. Потом что-то негромко, не разобрать, проговорил своим, и отправился в сторону реки к пологому подъему.
Парень с копьем, как только повозка остановилась, тотчас застыл и сам, уперев вертикально копье пяткой в землю, а сам словно взяв «на караул». Так и стоял неподвижно, пока его папаша переглядывался с ЛеониТом. Из фургона тоже никто не спешил спуститься на землю. И только когда глава семьи, договорившись с хозяином, дал указания «распаковываться», все четверо пришли в движение.
Бородач еще пока поднимется, так что было время немного и понаблюдать, как жена распрягала быков, предварительно отведя повозку ближе к противоположному склону. Потом старший сын, тот, что с копьем, отвел эту парочку за холм, подальше от чужих глаз, или просто подальше от бивуака, чтобы не вляпаться ненароком в отходы их жизнедеятельности, например.
Дочка (ничего, симпатичная, и на личико и на фигурку, несмотря на мешковатые серо-бурые одеяния всей честной компании) вытаскивала из фургона какие-то тки и короба, похоже, плетеные, только не и лозы, а из лыка. Матушка ставила какой-то навес на трех жердях. А пацаненок, хотя и казалось, что суетится и только мешает, на самом деле тоже помогал, как мог, то матушке, то сестре, то старшему брату, который, вернувшись из-за холма, принялся за костер, очистил место, вытащил откуда-то из под днища фургона вязанку мелких дровишек, сложил странной стопочкой (не колодец, не шалашик) и принялся высекать огонь. Сделал он это быстро и на удивление ловко, в три удара - и вот уже трет мох, или трут, вот уже и изнутри стопочки потянул дымок, а вот и взметнулись веселые язычки пламени, прозрачные на солнце.
Разговор с бородачом поначалу оказался тяжелым, как только потом понял ЛеониТ, потому что тот опасался отказа и оттого говорил осторожно, вдумчиво, рожая каждое слово, будто стального ёжика, а сам ЛеониТ так же опасался ляпнуть что-то лишнее или непотребное на взгляд своего собеседник, и так же опасался за исход беседы, не зная ни нравов пришлых, ни их намерений.
Неловкость создавали и палочки шашлыка, томящиеся на жару сбоку от очага - словно хозяин специально решил подразнить гостя; однако же и предлагать угощение одному только собеседнику ЛеониТ не посчитал правильным, учитывая, что среди местных, похоже, в ходу были порядки патриархальные и патерналистские, и даже если младших и женщин за стол со старшими не пускали, то вряд ли в правилах было наедаться самим отдельной от остальной семьи, пускающей слюнки под боком.