В четвёртый вечер Берт покормил Ульриха. Объяснил, что надо зализать порез, вспорол ладонь, сунул ему под нос. Тот был страшно растерян, не знал, как себя вести, благодарил… Злой, простуженный, почти насмерть замученный холодом и дорогой, Берт сказал ему «Да пошёл ты…» и лёг спать.
К подножию Броккена подъехали к рассвету седьмого дня. Дорога — вернее, заметённая снегом более-менее ровная лента между деревьями, шла мимо и дальше. Летом-то тут ездили, но сейчас, среди зимы, сумасшедших не находилось. Наверх не было даже тропы. Ели, запорошенные снегом, тишина, ветер, безлюдье. Даже ворон не слышно.
— Мы не успеем за ночь подняться на вершину, — закинув голову, оценил ситуацию Ульрих. — Нас сожжёт рассвет. Моя Гелла не успела научить меня превращаться в летучую мышь, а вы, при всех своих знаниях, научить не сможете. И в снег не закопаться, его слишком мало. А вас с Петером прикончит холод. Мы проиграли. Я благодарен вам за интересное путешествие, герр Траум, но всё было впустую. Уехать отсюда мы с Минной не сможем, нас тянет на вершину, а вы с Петером ещё вполне можете вернуться. Попрощаемся?
— Мальчишка! Паникёр! — с отвращением прохрипел Берт и закашлялся. — Сейчас мы все будем спать. До вечера, пока не стемнеет. А потом мы попадём на вершину. И будем полночи думать, как укрыть вас от солнца, а меня — от холода, а вторую половину — делать это укрытие. Всё ясно? Спать!
Когда погас последний луч вечерней зари, из кареты кряхтя, охая и поминая всех святых себе под нос, вывалился святой отец Бертольд. Удивительно, но никаких волков в округе, видимо, не было, на лошадей даже не попытались напасть. Как им повесили торбы с овсом, так они весь день и простояли под тёплыми попонами, только сгрудились в кучу все четверо, пользуясь ослабленной сбруей. Хорошо быть лошадью! Хорошо быть вампиром! А человеком — плохо. Холодно. Ох. И все конечности затекли от скрюченной позы. И простыл он совсем, кашель так и сгибает. Ох, нелёгкая это работа — спасать вампира от самого себя! Ага. А сам дурак. Упокоил бы сразу — и не трясся бы в промороженной карете целую неделю! И это только начало, сколько ещё там, на вершине сидеть? Хотя — зачем сидеть? Надо устроить там ребятишек, и вместе с Петером уехать. Ах, ты ж, чёрт, прости, Господи, не получится! Их же каждую неделю кровью кормить надо, иначе взбесятся. И остальная еда — молоко, яйца, печёнка — где они её брать будут? Что же делать? Открыть портал можно только один раз и попасть на вершину. Портал из мира фэйери будет открыт целые сутки, но неизвестно когда. Райн Донни говорил — видно будет, когда он открывается, особенно ночью. Сияние над вершиной, да, точно. Так, это он дурак, это у него от холода мозги замёрзли. Вот зачем они сюда ехали, а? Своим порталом на вершину они могут попасть откуда угодно, лишь бы вовремя. А чтобы вовремя, надо поселиться там, откуда эта самая вершина хорошо видна — и всё! В харчевню надо, на постоялый двор — но так, чтобы можно было всё время наблюдать! Просто наблюдать, сидя в тепле. Идиот! Двое суток лишних просидел на холоде из-за собственной глупости! Нет, чтобы раньше подумать!
— Дети! Разворачиваемся! На постоялый двор! На тот, что последним проехали. Давайте-давайте, сейчас объясню.
— Ага. И нам заодно, — раздался сзади сладкий голос. — Смотрите-ка, братья, нам еды привезли! Вы же поделитесь с голодными собратьями, господа? Не вам же одним столько кровушки? И какое разнообразие! И лошадки, и человечки! Ульрих, мальчик мой, как ты вовремя, какой ты молодец!
О! Даже без морока она всё ещё была чудо, как хороша! Вились по белой коже обнаженных плеч чёрные локоны, влажно блестели алые губы, таинственно мерцали глаза…
Пещера, видимо, была естественного происхождения, а кто и когда сделал на входе прочную дверь — неведомо никому. Сейчас дверь была открыта, а из неё выходили вампиры. И не такие, как его дети, а те самые носферату, за которыми он охотился в прошлом. Но тогда они попадались по одному…