— Ой, да что ты! — вылез Йэльф. — Вампиры тоже все разные… — и понеслось! Чуть не переругались все, споря, какого нечеловека можно считать хорошим человеком…
А Дон задумался. Вот странно: почему-то никогда не говорят «хороший эльф» или «хороший вампир», хотя выбивающихся из общей массы в ту или иную сторону в любой расе хватает. И критерии «хорошести» у каждой расы свои, но меряют почему-то всегда по человеческим понятиям. А почему? Хороший, то есть правильный, вампир ле Скайн с точки зрения эльфа или человека — тварь вопиюще безнравственная, аморальная и развратная. А нормальный на-райе для вампира или человека — создание патологически изнеженное, слабонервное, жалости не вызывающее потому только, что вампиры к ней в принципе неспособны. Вот, например, Квали. С точки зрения эльфов он ужасен, по крайней мере — был, пока служил в Руке Короны. Убийца на окладе, обойди Жнец! А с точки зрения вампиров — отличный парень, побольше бы таких! Но никогда не скажут про эльфа — «он хороший вампир». Скажут — хороший человек. А про человека сказать: «Ну, ты, прямо, как вампир!» — это что-то нехорошее, а под «прямо эльф» подразумевается умиленное сюсюканье, и это тоже мало кому нравится. Или люди — золотая середина? Могут и пожалеть, и убить — как карта ляжет… Интересно, а про драконов как будут говорить?
По крайней мере, тест, который предложил Дон — визит в «Золотой лис» — Фэрри прошёл безукоризненно. Под личиной, конечно. Дон нашёл-таки, как использовать то, что Рола — Граничник! С другой стороны — как-то проверять претендентов надо? Хотя Лиса и сказала, что это не совсем то. Отсеиваться-то будут те, что могут быть опасны для самой Ролы, или для благополучия и благосостояния её близких… впрочем, Лиса с Доном и есть источник её благосостояния, так что может прокатить… Человеческий облик у Фэрри получился довольно тощим и остроносым. Выйдя из портала перед магистратом Найсвилла, «Золотой лис» Фэрри благополучно нашёл, был представлен Роле, как сотрудник и друг Дона, и удостоен жалостного: «Ой, худенький-то!» с непременным прятаньем щёчек в ладошки и сокрушенным покачиванием головой. И так Рола прониклась его видимой заморенностью (Уж вы-то, райн Донни, взрослый уж, а ему-то расти ещё, кушать-то надо, а с работой-то вашей вам и некогда, поди-ка!), что принялась кормить гостя с энтузиазмом просто устрашающим, видимо, пытаясь за один раз, немедленно, исправить досадный недочёт в его облике. После четвёртой тарелки поджарки с картошкой он взмолился о пощаде и был отпущен, но с обещанием, что никогда не будет забывать хорошо кушать. И он обещал, он что угодно готов был пообещать, лишь бы вырваться из-под напора сокрушительной заботливости этой доброй женщины! Ох, и знатно повеселилась вредная Лиса над его муками!
— Слушай-ка, а что это у меня браслет слежения мигает? — удивился Дэрри. — Вроде, у меня таких порученцев нет давно?
— Мигает? Странно. А на что мы настроены?
— Карпаты. 1575 год.
— А-а, так это нашего райна Берта кто-то того… распячивает! Только не здесь, на другом маяке. Ты его, видимо, с наблюдения так и не снял, когда его назад отправляли. Не снял? Во-от. Канал-то открыт, вот и приходит нам сигнал. А нашему Бертику кранты приходят. Каждому своё, как говорится, — принялся Дон перенастраивать портал.
— «Нашему» Бертику? Это когда это он нашим успел стать? — покосился на него Дэрри. — По-моему, тупой, как этот… как это? Фантик? Нет, фанатик…
— Не-не, не прав! Замечательный мужик, упёртый насмерть, но замечательный! Ты просто с ним не общался. Отважный до идиотизма, совершенно безбашенный! Герой! Лиса это называет «синдром белого рыцаря». Не про него, правда, говорила, но ему подходит на все сто! Ты бы видел, как он на Саймона смотрел! Живой бог — шутка сказать, хоть и чужой! И что ты думаешь? Всего обошёл, за хвост дёрнул и сказал, что знание убивает веру! Потому, мол, и на своего Бога посмотреть проситься не будет. Ибо, если будет знать — не сможет верить. Чувствуешь, как завернул? Философ! Саймон аж припух, бедный! А потом обрадовался страшно, прямо перевозбудился, что хоть кто-то в него верить не пожелал! — захохотал Дон. — Достало бедняжку всех уговаривать «Не бог я, не бог! Ну, какой из меня, на хрен, бог?» Прям полюбил он этого «отца воинства». А я ему дракона своего показал — так он чуть из сапогов не выпрыгнул! И не от страха, уверяю тебя — от восторга. И как думаешь, что сказал?