— Скажите, пожалуйста, райн Бертольд, а что за тварь была с вами в саду? Боюсь, мы несколько поторопились её уничтожить, можно было исследовать… Наверно… Но уж больно была мерзкая! — с чувством сказал Король и скривился.
— Носферату, — глухо сказал святой отец. Амулет забуксовал и не перевёл вообще никак.
— Ноусферрайту… подъём к пределу широкого тепла низкого очага? Чушь какая-то… Да нет, не может быть, эльфийский в амулет только Перворождённый заложить может, — помотал головой Риан. — Это профессия? Он специализированно что-то делал для этого Феррату? Нет, наверно, я не так понял. Подробнее, будьте любезны! Как живёт? Что ест, что пьёт, ареал обитания?
— Они не живут, — мрачно сверкнул очами святой отец. — Хоть и существуют! Солнца свет во прах обращает их, и удел их — тьма, и жизнь их во тьме, и пища их — кровь человеческая! Нечистые твари они, и один страх у них — пред святым распятием!
— Простите, благословенный! — вдруг вмешался Донни. — В каком, извините, смысле — не чистый? Грязным каждый бывает, даже я, работа такая, знаете ли, иногда так извозишься — никакая «Чистота» не спасает. Но вы, кажется, вкладываете в это слово какой-то иной смысл? И что такое — святое распятие?
На последующий страстный монолог святого отца амулеты выдали вместо перевода такую кашу, что понять ничего не удалось, кроме одного: вот этот деревянный крестик — символ какого-то таинства, и на спившихся на крови вампиров имеет, вроде бы, какое-то влияние.
— Вот этот, что ли? — Донни скользнул к арестанту, взял крестик и брезгливо поморщился: многолетняя грязь настолько въелась в дерево, что дотрагиваться было неприятно. — Слушайте, да тут резьба! Очень мелкая, сейчас… Жнец Великий, да тут мужик гвоздям приколочен!
— Что-о? — подскочил Риан. Они с целителем дружно позеленели и запахли: Риан гиацинтом, целитель геранью.
— Ну, вот так: тут гвозди в ладони, а ноги там вместе одним сразу! — изобразил Донни распятие. Целитель вытащил какой-то пузырёк, нюхнул сам и сунул под нос совсем уже зелёному на-фэйери. Взгляды всех присутствующих с явным отвращением остановились на святом отце Бертольде.
— Да-а, тут даже спившегося в хлам вампира, и то стошнит! Видно, в этом воздействие и заключается, — пробормотал Дэрри. — Ну — выпить до смерти, ну — убить, но так издеваться… Только живые способны, — неожиданно закончил он. И уточнил: — Чокнутые. На всю голову.
— Вы… Вы не понимаете! — возопил святой отец. — Он отдал жизнь за нас! За всех людей! Добровольно принял муку!
— А-а, так это он — того был, — сообразил догадливый Дэрри. — И в чём фишка? В Госпитале таких навалом!
— Да как вы можете! — возмутился отец Бертольд. — Он умер за всех! — он уже понял, что сложные теологические построения переводу не поддаются, и пытался изъясняться как можно проще. Но в том-то и штука с богословием: чем проще, тем получается нелепее, откровенно глупо получается! — Он взял на себя первородный грех за всех людей! И искупил (выкупил, перевёл амулет) его своею смертью! И стали люди невиновны! — слово «грех» амулет упорно переводил, как «вину», а как сказать иначе, Бертольд не знал. И «первородный грех» превратился каким-то образом в «вину рождения».
— Невиновны — в чём? — Королю-Судье показалось, что он нащупал какую-то знакомую ниточку в этой каше. У кого выкупали, сколько было заложников, и почему мерзавцы потребовали такую цену — это можно выяснить и потом.
— В том, что не послушались Господа (хозяина), и утратили чистоту первозданную! И совершили грех (вину) зачатия! И стали прокляты за это. Это… грязь! — нашёл святой отец слово, которое уж всяко должны были понять.
— А мыться не пробовали? — растерянно спросил Донни.
— Да нет же! Духовная, духовная грязь! — отец Бертольд обрадовался, что его, вроде бы, начали понимать. Не совсем, конечно, правильно, но это мелочи! — А Иисус Христос искупил, и стали люди невиновны!
— А до этого… они были виновны? — пристально посмотрел на него Риан. Бертольд обрадовано закивал. — Были виновны в том, что… их зачали, и они вообще родились? — уточнил Риан, надеясь, что что-то не так понял. Но святой отец опять закивал. Риану стало плохо, и целитель помочь не мог — упал в обморок. Вокруг отца со склянкой засуетились Дэрри и маг из людей:
— Пап, да что ты нервничаешь? Ну его на хрен! Давай обратно отправим и забудем, что он вообще был! — Дэрри заботливо поддерживал отца, стараясь не поцарапать его непроизвольно отросшими когтями. А святой отец вдруг с ужасом понял, что, по крайней мере, двое из присутствующих — такие же вампиры, как тот, за которым он гонялся три года. Клыки, когти, красные глаза — всё сходится! И шипят так же! Только, почему-то, никто их не боится. Ни люди, ни эти, с закрученным в ракушку ушами. Ещё и успокаивать пытаются! Вон, один из людей этому носферату кружку суёт, типа, попей, бедный, не нервничай! Кровь, наверно, в кружке-то! Они сумасшедшие? А… ой, мама… А ведь как раз один из них его крест святой в руках крутил! И ничего с ним не стало! Вообще ничего! Только поморщился брезгливо. КАК это может быть? И на экзорцизм чхали они оба с колокольни!