Выбрать главу

Совсем стемнело, высыпали звёзды, а она всё сидела на крыльце — просто лень было шевелиться, слишком длинный получился день, слишком устала. Когда вспыхнул портал, даже не вздрогнула. И он пришёл. И пахло от него, как всегда — ветром с реки и немного мёдом. Он молча сел рядом и немного сзади, тоже как всегда, обнял — и вот тут прогремела разница! Мех, мягкий чёрный мех в Видении, в котором Лисе было так привычно и уютно — он пропал. И уже навсегда. А без него это был вроде уже и не Дон, а кто-то совсем другой, чужой и незнакомый. И огромное чувство потери затопило Лису так остро, что она ахнула и заплакала. А Дон испугался. Дон — испугался! И стал тревожно выспрашивать — что случилось? С Никой? С Лаймом? С ней? С кем? И это тоже было совсем-совсем на него не похоже, и она никак не могла успокоиться, сжавшись в обречённый комок. Одна мысль билась у неё в голове: а стоило ли обретённое утраченного?

— Мех… — удалось ей выдавить сквозь рыдания. И Дон понял! Не сразу, но понял. Но вот вернуть назад ничего не мог. Только обнять покрепче, прижать к груди, и гладить по буйной рыжей голове. И сказать с неожиданной гордостью:

— Зато я сам теперь тёплый!

— А? — удивлённо вскинулась Лиса и икнула от рыдания.

— Ты моя смешная, ты моя рыжая, — тихо засмеялся Дон ей на ухо. — В следующий раз шубу одену, будет тебе мех! Или Ухты суну за пазуху — тебя устроит?

— У… него… когти… — расстроенно проикала Лиса.

— Обрежем, — беззаботно пожал плечам Дон.

— Как?.. Он же… Да ты что?.. Ах, ты!.. — слёзы высохли от возмущения, а Дон зашёлся хохотом, уткнувшись Лисе в плечо. А потом взял на руки и унёс в дом.

— Не отпускай меня, — часом позже пробормотала засыпающая в непривычно тёплых объятиях Лиса, уткнув нос в непривычно тёплое плечо. — Никогда… не отпускай…

— Ни за что, — с лёгким сердцем соврал Дон, гладя её по голове. Соврал впервые за всё время совместной жизни, и порадовался — до чего же хорошо, когда не надо говорить правду, только правду, и ничего кроме правды, а можно вот так невинно соврать и этим успокоить. Как… как ребёнка? И та щемящая, бережная нежность, которая вдруг охватила его сегодня на крыльце, более уместна по отношению к ребёнку, а не ко взрослому существу. А вот влечение, давно и прочно им забытое за бытность свою вампиром — совсем не детское. Да-а, похоже, Дэрри в чём-то прав со своей заявкой про психологическую педофилию: люди не успевают стать взрослыми за тот короткий срок, что им отпущен. Забавно: Йэльф и многие Старейшины старательно культивируют в себе детскость и ребячливость, просто чтобы не свихнуться от вечности. Правда, Вэйту оно и не надо, вот уж кому повзрослеть не грозит, кем бы ни стал. Инкуб, эльф, дракон, всё равно — вечный ребёнок. Просто характер такой, светлая душа. А люди вечно торопятся повзрослеть, но, воображая себя взрослыми и мудрыми, стареют и умирают, так и не успев стать взрослыми по-настоящему. Лиса вот очень взрослой себя считает, поэтому за ней всегда так интересно наблюдать — этакое мудрое дитя.

С Лаймом было не так, с Лаймом он такого не чувствовал. Но Лайм старше Дона лет на двести, а взрослее… намного. А ещё Лья. С ней тоже всё иначе. Что-то многовато у меня любовей, ухмыльнулся Дон. Ну, положим, в Лью он влюбился, когда был ещё жив, и большую часть в этом чувстве составляло восхищение Наставницей, перед ней он преклонялся. Потом, когда она по несчастливой случайности подсела на его крови и эмоционально стала почти живой, его чувство переросло в нечто большее. Память именно о той Лье-наркоманке, взбалмошной и безудержной, много времени хранил Дон, как огромную ценность. И только спустя лет сто понял, что не столько память о Лье дорога ему, сколько пережитые им самим чувства. Память о том, как он был живым и мог любить. Что будет, когда она станет драконом?

Лайм… К нему Дон сначала не испытывал никаких чувств, эта связь была для него просто удобна, но лет через пять совместного бытия стал воспринимать его, как часть самого себя. Потому и плохо было ему, когда Лайм погиб, отказавшись от поднятия во Жнеце. Так плохо, насколько это вообще возможно для вампира. Будто ампутировали важную, лучшую часть личности. Живую часть.