Это был образ непревзойденного солдатского героизма, противостоящего хорошо обученным и хорошо снаряженным ордам доселе непобедимой нацистской Германии. Ведомые преданностью социалистическим идеалам, солдаты регулярно самоотверженно бросались преградить путь наступающим массам немецких танков, нанося врагу невероятный ущерб. Они падали на гранаты, чтобы спасти своих товарищей, бросались закрывать телами амбразуры вражеских дотов, кидались очертя голову на угрожающие пулеметы, жертвуя собой шли на таран вражеских самолетов. Простые солдаты, сплошь рабоче-крестьянского происхождения, герои Советского Союза, комсомольцы и члены партии, все одинаково бок о бок постоянно противостояли почти неодолимому множеству врагов, и чаще всего одерживали верх, несмотря на страшное неравенство в силах.
Откровенно пропагандистский тон советской литературы в сталинскую эпоху выжил и в послесталинскую эру, даже после хрущевской десталинизации и первого раунда гласности, разрешавшего и даже поощрявшего большую правду о войне. Однако открытые хрущевским поколением страдания по-прежнему носили безличный характер, подразумевающие потери, но лишенные цифр или настоящего чувства. Воспоминания, истории отдельных воинских частей и исследования операций — даже те многие, которые были точны в главном — по-прежнему обходили стороной человеческий фактор, оставляя Красную Армию времен войны безликой. Это положение усугублялось советской политикой строгого редактирования всей мемуарной литературы с целью гарантировать сохранение в тайне человеческого лица войны и стараниями никак не поощрять подготовку или издание настоящих солдатских дневников или писем. Короче говоря, советский режим никогда не пришел бы, да и не мог прийти к согласию с настоящими ужасами войны по человеческим понятиям. Для того, чтобы советский народ смог это сделать, потребуется переворот и уничтожение режима — и даже теперь это будет нелегко.
Сегодня, спустя свыше 40 лет после окончания войны, историки только начинают восстанавливать человеческое лицо солдата Красной Армии времен войны. Процесс этот по-прежнему идет медленно и болезненно — частично из-за остаточного нежелания российских властей бередить старые раны, а частично из-за нехватки доступных источников, с помощью которых это можно сделать. Однако сырые материалы, необходимые для воссоздания человеческого лица, все-таки существуют — хотя, вполне естественно, официальные запреты все еще препятствуют их полному обнародованию.
Однако, несмотря на опасность и невзирая на официальный запрет, удивительно большое число солдат и офицеров вело во время войны дневники. Многие другие уже после войны записывали свои впечатления, бросившие вызов судьбе и избежавшие недреманного ока цензора. Эти материалы выходят на свет только сейчас — и, несомненно, будут появляться в еще большем числе в будущем. Вместе с ними существуют не искалеченные цензурой версии опубликованных мемуаров, которые теперь мало-помалу выходят в свет и открывают новую правду о человеческом факторе войны, особенно на высших командных уровнях.
Несмотря на эти постепенно всплывающие материалы, остается самый большой пробел, относящийся к коллективному и индивидуальному происхождению, природе и судьбе простого солдата, у которого зачастую не было ни времени, ни случая, ни желания запечатлевать пережитое им на бумаге. Здесь мы должны полагаться на слова лиц более высокого ранга или на немногочисленные мемуары и воспоминания, написанные простыми солдатами в относительно безопасные послевоенные годы. К счастью, некоторые из этих мемуарных материалов ныне тоже появляются в печати. К несчастью — у их авторов остается все меньше времени.
Есть еще много большей частью не исследованных документов, которые способны пролить свет на происхождение, природу и судьбу простого солдата. Документы эти распадаются в основном на две категории: советские секретные исследования и немецкие архивные материалы. Немногие из существующих документов первой категории по своему характеру являются дидактическими и совпадают по основной интеллектуальной цели с прочими советскими военно-аналитическими трудами. Они создавались с санкции партии и Генерального штаба с целью лучше понять прошлое для того, чтобы военные в будущем проявляли себя лучше. Те описания, которые уцелели в их трудах, отличаются «хирургическим» подходом: они фиксируют качество и состояние советского солдата на разных этапах войны с целью определить способность государства мобилизовать, развернуть свои силы и сражаться. Короче говоря, этим трудам предназначалось не скорбеть о прошлом, а скорее служить будущему.