...в руки голодных бедняков отдашь ты врагов всех стран, в руки склоненных к праху — чтобы унизить могущественных людей разных народов.
Кумранский. «Свиток войны»
Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее.
Евангелие от Луки 9:24
МАТЕРИ МОЕЙ ПОСВЯЩАЮ
Книга первая
ИСХОД КРИНИЦ
Он же сказал им в ответ: вечером вы говорите: «будет ведро, потому что небо красно»; и поутру: «сегодня ненастье, потому что небо багрово». Лицемеры! различать лицо неба вы умеете, а знамений времен не можете?
Евангелие от Матфея 16:2—3
Я счастлив полнотою зрелой силы.
И вдохновенье кажется прочней.
И колыбель моя неблизко, и могила,
И слабость дней весны, и «мудрость» зимних дней.
Дни, как века, не зрят ориентиров,
И силой тело полнится мое.
При новом древе положил секиру,
Чтоб на рассвете в руки взять ее.
Пусть бесконечен путь и бой до боли:
Все совершив и дней замедлив бег,
Спокойно лягу я затем, как поле,
Под чистый и холодный зимний снег.
І
Груша цвела последний год.
Все ветви ее, все большие рассохи, до последнего прутика, были усыпаны бурным бело-розовым цветом. Она кипела, томилась и роскошествовала в пчелином звоне, тянула к солнцу солидные лапы и распростирала в его сиянии маленькие, нежные пальцы новых ростков. И была она такая могущественная и свежая, так неистово спорили в ее розовом рое пчелы, что казалось, не будет ей извода и не будет конца.
И, однако, наступала ее последняя година.
Днепр подбирался к ней исподволь, понемногу, как разбойник. В вечном своем стремлении сокрушить правый берег, он подступал в половодье совсем близко к нему, разрушал откосы, сносил, чтобы посадить в другом месте, лозу, насильственно вырывал куски берега либо осторожно подмывал его, чтобы вдруг обрушить в воду целые глыбы земли. Потом отступал, до следующей весны, и трава милосердно спешила залечить раны, нанесенные Днепром. А он возвращался снова: где разрушал, где подмывал и со временем окружил грушу почти со всех сторон.
Этот последний год груша стояла лишь силой своих корней, укрепив ими для себя полукруглый форпост.
В собственных руках держала жизнь.
Половодье спадало. Следующее должно было бросить дерево гонкой головою в волны. Груше следовало бы подготовиться к этому, к неминуемой смерти.
Но она не знала этого. Она буйно цвела.
И лепестки падали на быстроту реки.
***
За грушей заканчивался надел Когутов. Лет сорок тому назад стояла еще за деревом черная баня. Но в одну из ночей, совсем внезапно, Днепр схватил ее — даже бревна не успели выловить. Так, наверно, и сплыли бревна из Озерища даже в самый Суходол, где полуголодные мещане и щепки не пропускали.
Новую баню старый Данила Когут вывел саженях в ста от берега, куда выше собственной хаты. Невестки жаловались: пока натаскаешь воды — руки отнимаются. Данила слушал их и бурчал в ласково-едкие, золотистые еще тогда усы:
— Лишь бы мой вацок с деньгами не отняли. Рук — не покупать.
И гнал сынов, чтобы помогли бабам принести ушата два-три.
Новая баня со временем стала слишком роскошной для семьи Когутов. Сыны по глупому новому обычаю отдалились, с отцом остался лишь старший, Михал, с женою да шестеро их детей: пять сыновей и дочка-ме́зиница. Пойдут семь «мужиков» в первый черед, так места — хоть собак гоняй, и от этого пространства холодно.
И все-таки старой бани никто не жалел. Вместе с баней сплыла черная история.
Было это через несколько лет после того, как Приднепровье отпало от Короны. Данила был тогда еще подростком, единственным сыном у отца, единственным внуком у деда. Как напасть какая-то была. За три поколения холера дважды выкосила Озерище. Когу- там повезло. Хоть по одному мужику осталось на завод.
Остальные умерли. Не помогло и то, что Роман, дед Данилы, считался колдуном. И он ничего не мог поделать, наверно, потому, что дело было новое. Даже глубокие старики не слышали от дедов о холере.
Кто не сбежал в лес — тем было худо. А Роману с сыном, Маркой, не позволил сбежать помещик. Дал ружье и повелел остаться в пустой деревне, чтобы не разграбили крестьянских пожитков лихие люди. Ружья, пожалуй, и не стоило давать. От холеры ружьем не отобьешься, а лихие люди боялись Романа с его славой хуже ружья.
Наверно, Роман не был бы Романом, если бы не нашел средство. Он и отпоил сына резким березовым квасом. Не отдал смерти. Но остальных не успел.