Алесь стоял на опустевшем поле битвы. Он оглядывался: ага... вон человеческое лицо в двери... и еще... и еще одно.
— Идите сюда, — властно повелел он
Божкая, приблизился старик.
— Боже! Боже! Что что теперь будет?
— Ничего не будет. Зови людей. Какая тут самая чистая хата?
— Не знаю, — схитрил дед.
— Боишься? — грустно спросил Алесь. — Ничего. Ну-ка, идите сюда.
Подошло еще несколько человек горипятичских,
— Вот что, — обратился к ним Алесь. — Никому ничего не будет. Только помогите мне. Подберите всех раненых: и солдат на кладбище, и мужиков на улице. Несите их в ту хату... Не хитри, дед, твоя хата.
Лишь теперь он понял, какой глупостью было скакать сюда. Он так ничего и не придумал за дорогу. Надеялся, что на месте все решится.
Решилось, к сожалению, без него. Разумнее всего было бы ему оставить эту деревню и непознанным уехать обратно. Люди не задержатся здесь, он знал. Но Загорский написал Исленьеву. Он знал, что где-то тут Когуты, что сейчас он, Алесь, остается единственной защитой этих людей от рассвирепевшей солдатни, так как при нем постыдятся истязать и не оставить всего без судебного рассмотрения.
И еще: раненые стонали вокруг на снегу, и это было ужасно, и здесь никто, кроме знахарок, не мог им помочь.
— Сносите, сносите, — подгонял Алесь.
Следовало спешить. Рассвирепевшие от погони люди могли вернуться и — кто знает — могли попытаться сорвать свой гнев на недобитых. Грустно, когда убьют и тебя, но кто поможет раненым. А он все-таки слушал лекции и на медицинском факультете.
— Заведи коня куда-нибудь в гумно, — попросил старика Алесь. — Если выйду живой — я тебе за него отплачу.
Когда вооруженные люди, взволнованные и покрасневшие, опять затопили улицы, раненых там уже не было.
Корчак, дрожа ноздрями от возбуждения, ходил всюду и спрашивал лишь одно: «Где Покивач?» Кто-то указал ему на хату, в которую снесли людей.
В большущей пятистенной хате раненые лежали на скамьях, на столе, прямо на полу.
Загорский с закатанными рукавами и окровавленными выше запястий руками накладывал гиппократову шапку на голову одного из горипятичских. Тот жалобно стонал, и ему со всех углов отвечали по-детски слабые или басовитые стоны.
— Ребята, добейте, ребята, добейте меня, — почти плакал с перепуга и от боли молодой белокурый солдатик в углу.
— Молчи, — со злостью бросил ему Алесь. — Рана в руку, то рассиропился, вояка. Через неделю жрать той рукою сам будешь.
Грубость сделала свое. Солдатик перестал умолять и только дрожал.
— А ты терпи, терпи, — говорил Алесь горипятичскому. — По крайней мере, теперь знаешь, как порох пахнет.
Он почувствовал на себе чей-то взгляд, поднял голову и встретился с дремучими глазами Корчака.
— Это ты скакал? — спросил Корчак.
— Я. А что, не вовремя? — Глаза Алеся смотрели спокойно.
— Зачем?
— Хотел как-нибудь остановить все это.
— Зачем?
Алесь улыбнулся.
— Время не то. Манифеста в церквях нет. Можешь поверить мне. Поэтому я и освободил своих не так, как он.
Глаза Корчака следили за Алесем пристально и гневно.
— Со временем ты это поймешь, Корчак, — сказал Алесь.
Лютая ирония была в складке губ Корчака.
— И не боишься, что убьем?
Алесь показал белые зубы и не отвел взора.
— Даже последние убийцы не убивают попа с дарами и лекаря.
— А если все же?
— Ну и становись ниже последнего бандюги, — и Алесь, потеряв всякий интерес к Корчаку, перешел к следующему раненому.
Корчак не знал, какое напряжение владеет сейчас этим молодым человеком. Корчака душил гнев. Этот, с красивыми серыми глазами, не обращал внимания на смерть, стоявшую перед ним. Корчак разъяренно сделал шаг и встал между Алесем и окном, затенив Загорскому.
— Ну-ка, отступись, — рыкнул вдруг Алесь, вскидывая голову.
Корчак невольно отступил, а когда потом спохватился, было поздно.
— Бумажки захотелось? — жестко спросил Алесь. — Знаешь, где бы ты оказался со своей бумажной волей? Смотри. — Его рука повела по лежащим. — Вон... вон... вон... Трое убитых мужиков, шесть убитых солдат, двенадцать раненых из-за г... бумажки... Ступай, ступай, ищи свою бумажку, бутылка темная.
Корчак обвел глазами стонущих. Убитые — вон, у двери. Двое горипятичских, так как не видел их среди своих. А вон то солдаты. Ранены тоже солдаты. Но вон один легкораненый из деревни Ходанского. Морщится, встает на ноги. А там трое раненых из его лесных хлопцев.
— Где Покивач? — спросил Корчак.
— Ищи.
Корчак пошел, склоняясь над лежащими. Покивач приткнулся к стенке, на боку. Желтые ястребиные глаза смотрели бессознательно.