Единственно, что удается сделать Менданье на Санта-Кристине, — посадить немного маиса.
...Медленно уходят вдаль, скрываясь за горизонтом, Санта-Магдалена, Сан-Педро, Исла-Доминика, Санта- Кристина, по нынешнему Фатухива, Мотане, Хиваоа, Тауата. По меньшей мере 200 островитян были убиты испанцами, и всего лишь трое пришельцев поплатились за свой разбой.
У испанцев пока что настроение довольно бодрое. Они открыли красивые острова и с нетерпением ждут встречи с Соломоновыми островами, которые — так считают они — должны быть где-то не очень далеко. Богатые и счастливые Соломоновы острова, о которых так много говорилось во всех портах Перу.
Менданья тоже полон нетерпенья. Ему кажется, что суда идут слишком медленно, и он верит, что вот-вот покажутся открытые им земли.
Сейчас мы знаем, что Менданья ошибался в своих расчетах. Но это неведомо никому из его спутников и ему самому тоже. А поелику до желанных островов недалеко, то стоит ли слишком беречь продукты?
Все сыты, довольны, работы немного, ветер хорош. Отлично! Еще несколько дней — и они прибудут в сказочную страну и уж там-то сумеют разбогатеть. У них будут деньги, толпы слуг.
Проходит неделя, другая, а островов все нет и нет. Впереди — как ни напрягает зрение впередсмотрящий — до самого горизонта лишь голубая поверхность воды. Берега не видно. Не видно ни птиц, ни каких- либо признаков близкой суши.
Черт возьми! А может быть, генерал сам не знает, где его острова? Да и есть ли они? Кто не слыхал о том, что в некоторых широтах острова уходят порой под воду? А могли ведь корабли и просто пройти мимо!
Впрочем, на какой-то срок страсти утихают. По курсу корабля два острова! Оба маленькие, плоские, но все же это клочки суши посреди бесконечной, бескрайней пучины. Один нарекают именем Сан-Бернардо (вероятно, нынешний Дейнджер-Айленд), второй, еще меньший по размерам, еще более уединенный, называют Ла Солитариа.
А потом вновь море и волны. И никаких признаков суши. Тревога закрадывается в сердца, ведь уже миновали все сроки.
...Еще пока нет открытого мятежа. Но всеобщее раздражение нарастает, и все более явными становятся давно, уже с начала плавания, назревавшие конфликты.
Солдаты издавна не в ладах с матросами. А сейчас раздоры усиливаются. Солдаты убеждены — и в этом их поддерживает Манрике, — что без них вся экспедиция пойдет прахом. Ведь именно они завоевывают дальние страны.
А морякам давно уже надоели эти сытые бездельники, не знающие, куда приткнуться, и изнывающие от скуки; но не желающие и пальцем пошевелить, чтобы чем-нибудь помочь.
Враждебные отношения заходят так далеко, что в них оказываются вовлеченными даже офицеры. И если Манрике горой стоит за своих солдат, правда, поколачивая их в минуты гнева всем, что под руку попадет, то Кирос волей-неволей принимает сторону моряков.
Неважные отношения складываются у Манрике и с Менданьей. И все более заметна рознь между командирами и матросами. В какой-то степени тут виноват и сам Менданья. Но в том-то и беда — это становится все явственнее, — что Менданья 1567 года и Менданья 1595 года совершенно различные люди. Тогда он был полон сил, энергии, решимости. Сейчас это сломленный жизнью, больной человек, подпавший под влияние жены и поэтому терпящий все выходки ее многочисленной родни, а они все больше наглеют. Кирос испытывает это на себе. Он даже вынужден обратиться к Менданье с просьбой угомонить старшего из братьев Баррето, дона Лоренсо.
Внезапно и, что самое непонятное, в тот момент, когда суда оказались вблизи земли, исчезает альмиранта — ее так никогда не найдут, она не придет ни в один из испано-португальских портов. И страсти разгораются еще больше. Следов кораблекрушения не видно, море спокойное, рифов как будто нет. Конечно, в тумане, а до этого был туман, судно могло и затонуть и потеряться. Но к тому моменту, когда запропастилась альмиранта, туман рассеялся, и отнести ее не могло далеко. Да и земля была, что называется, перед самым носом, в пределах видимости.
Мятеж матросов? Не исключено. Но скорее всего свою роковую роль сыграли натянутые отношения между братьями Баррето и адмиралом Лопе де Вега. Он им приходился родственником? Бесспорно. Только родственные эти связи были далеко не самыми теплыми.
Альмиранты нет. Зато — и это на время отвлекает от грустных и тревожных мыслей — впереди земля.
Эта новая земля — совсем иная, чем те острова, которые месяц назад покинули моряки. Здесь нет таких прекрасных легких красок, все как-то угрюмее, что ли. Черная земля и черные люди с кожей цвета эбенового дерева, и тела их испещрены татуировкой. На шее и на руках кольца из темных стеблей, уши и нос украшают перламутровые раковины. Волосы курчавые, толстые, стрижка короткая. Такое впечатление, что это совсем другая раса! (О полинезийцах и маланезийцах в ту пору еще никто ничего не знает.)
Несмотря на исчезновение судна, настроение поднимается. Правда, это опять не Соломоновы острова, как весьма скоро убеждается Менданья (куда они только запропастились?), но все же острова, всё же. твердая земля. И не такая" уж плохая! Верно, местные жители более воинственны, чем те, которые им встретились на' Маркизах. Они вооружены луками и своего рода пращами, но Менданье удается на первых порах завести дружбу с одним из местных вождей. Это уже кое-что.
...Вновь с великим удовольствием бродит по острову Педро Кирос, вдыхает аромат трав, радуется щедрости тропической земли. Стоянка для кораблей найдена удобная. Неподалеку от берега чистый прозрачный ручей. Сколько угодно сухостоя, это тоже приятно; на корабле кончился запас дров. В деревнях у островитян он видит хижины, видит верткие, быстрые лодки, в которых свободно размещаются 20—30 воинов, видит, что местные рыбаки используют по меньшей мере три вида сетей и ставят возле берегов своего рода капканы для рыбы: когда начинается отлив, в этих своеобразных садках остается немалая добыча. Есть на острове куры, свиньи, голуби. И сколько угодно кокосовых пальм, банановых деревьев, сахарного тростника. Есть хлебное дерево, индиго, съедобные корни (которые надо варить или поджаривать, в противном случае у человека начинает кружиться голова).
Нет, природа и тут достаточно щедра, тут тоже изобилие солнца и влаги.
Экспедиция явно сбилась с пути, хотя его, Кироса, вины нет: он ведь только выполнял приказания Менданьи. Зато удалось открыть еще один неведомый остров.
На совещании, созванном Менданьей, Кирос выступает за то, чтобы на острове, его называют Санта-Крус, оставить колонистов.
Три каравеллы покачиваются на волнах в тихой бухте на острове Святого Креста. И если дальнейшие события принимают совсем не тот характер, которого хотелось''Менданье, если остаются буквально считанные дни относительно мирной жизни, то виноваты в этом пришельцы, и только они.
Но пока все обстоит более или менее благополучно. Забыты дни тяжелого перехода, вечная теснота, нехватка воды и продовольствия. Под ногами твердая земля, у всех много вкусной и сытной пищи, сколько угодно овощей, воды, есть возможность пополнить изрядно оскудевшие, запасы и учредить на острове колонию.
Как и полагается, остров объявляется собственностью его величества короля Испании. На берег, так же как это делается всегда, в последний раз на Солитарии, вынесен крест, все принимают участие в мессе. Потом солдаты берутся за работу.
Стучат топоры, падают деревья, появляются первый блокгауз, за ним другой — вскоре на земле островитян вырастает укрепленный военный лагерь, обнесенный рвом и валом и охраняемый часовыми.
Начальствует в лагере Манрике. Менданья, а также его супруга, равно как и матросы, остаются на кораблях.