Арабы унаследовали от древних страх перед Морем Мрака. Массуди рассказывал, что «на рубеже, где соединяются два моря, Средиземное и Океан, двурогим Искандером воздвигнуты медные и каменные столбы. На этих столбах нанесены надписи и изображения, указывающие руками, что итти дальше нельзя».
Из опыта своих плаваний по океану Колумб знал, что ветры надувают здесь паруса, а звезды помогают моряку прокладывать свой путь так же, как и в Средиземном море. Он понимал, что опасения древних и арабов перед океаном были подобны страху детей перед темной комнатой. И все же и у Колумба сжималось сердце, когда он представлял себе огромную пустоту неизведанных морских просторов, лежащих на запад от Азорских островов. Что, если корабль, отважившийся плыть прямо на запад, не встретит на своем пути ни Брандана, ни Бразиля, ни Антиллии? Плывя все время на запад, он должен в конце концов достигнуть Чипанго. Если же он не встретит и этого острова, то, безусловно, натолкнется на Катай. Колумб хорошо помнил слова Бегайма — все дело в расстоянии. Каково же оно?
Генуэзец стал искать ответа на этот вопрос прежде всего в пергаментном латинском списке Птолемея, найденном в библиотеке Перестрелло. Он с головой ушел в расчеты древних географов. Согласно Птолемею, из 360 градусов или 24 часов полной земной окружности на долю известного древним населенного мира от Счастливых (Канарских) островов др столицы Сины (Катая) приходится 177 градусов или несколько менее 12 часов. Марин Тирский, мнение которого Птолемей оспаривал, определял это расстояние даже в 225 географических градусов долготы или в 15 часов.
Таким образом, Колумб узнал от Птолемея, что на море-океан от Канарского архипелага до Катая придется, по расчетам великого географа, 183 градуса долготы или несколько более 12 астрономических часов, а по мнению популярного в средние века Марина Тирского — 135 градусов или только 9 часов. Однако неизведанная часть этого пути стала к XV веку значительно короче, так как со времени Птолемея и Марина Тирского были открыты новые земли, раздвигавшие границы обитаемого мира древних. Начало пути отодвигалось на запад, до неизвестного древним Азорского архипелага, укорачиваясь с этого конца на один астрономический час. Конец страшной дороги по неизвестному морю также срезался, так как плывущему достаточно было добраться до острова Чипанго, о котором так красноречиво рассказал средневековой Европе Марко Поло.
От Чипанго начинался обитаемый Восток. Добравшиеся до этого острова мореплаватели оставят позади себя все тяготы и страхи открытого пустынного океана. А Чипанго отстоит к востоку от азиатского материка, иначе говоря — ближе к европейским берегам— почти на два астрономических часа.
Вся задача, следовательно, сводилась к пересечению морского пространства от Азорского архипелага до Чипанго. Если исходить из выкладок Птолемея, этот путь, считая в долях земной окружности, должен равняться примерно 140 градусам или 9 с половиной астрономическим часам, то есть несколько более одной трети всей окружности земли. По Марину Тирскому, он будет значительно меньше — около 90 градусов или 6 часов, иначе говоря — равен одной четверти земной окружности.
Нам, в свете современной науки, нетрудно понять причину великого заблуждения географов древности. Птолемей и Марин Тирский имели о Восточной Азии совершенно недостаточные сведения. Описания этого края земли, передаваясь из уст в уста, доходили до греческих географов в чрезвычайно искаженном виде. Эти сведения и легли в основу Птолемеевой легенды о бесконечных необитаемых болотах восточного края Азии. Птолемей и Марин Тирский представляли себе Азию чрезмерно вытянутой на восток. На земном шаре, каким его представлял себе Марин Тирский, восточный край Азии лежал на том месте, где в действительности находится Калифорния. Огромные пространства, занимаемые Тихим океаном, перекрывались воображаемой заболоченной оконечностью Азии.
Корабли конца XV века. Со старинного рисунка
Марин Тирский и особенно Птолемей были для ученых средневековья непререкаемыми авторитетами. Только нерушимостью их авторитета можно объяснить слепое доверие к ним даже после путешествия Марко Поло, подробно рассказавшего Европе о Восточной Азии. Никаких болот Поло там не нашел. Он видел богатые области, прилегающие к морю, рассказал о Чипанго, о Тысяче Пряных островов, опоясывающих восточное побережье Азии. Все это должно было разрушить Птолемееву географию в части, касающейся протяженности Азии. Однако в колумбов век опытная критическая мысль находилась еще в пеленках. Одиночки, поднимавшиеся до критического разбора астрономических и географических воззрений Птолемея, нередко попадали, подобно Копернику, на костры католической церкви.
Вернемся, однако, к занятиям Колумба на острове Порто Санто. После расчета длины западного пути в Индию * в относительных величинах, выраженных в частях земной окружности, естественно было обратиться к установлению абсолютного размера этого пути, то есть его протяжения в стадиях, лигах, милях. Перевод относительных величин (градусов и астрономических часов) в абсолютные зависел от определения объема земли и связанного с ним одного градуса окружности. Если прав был Марин Тирский и путь от Азор до Чипанго не превышает одной четверти земной окружности, то абсолютная длина этого пути могла сильно колебаться в зависимости от того, сколько миль заключается в одном градусе земной окружности.
Долгота градуса по экватору получала у древних и арабских ученых самые различные определения. Поразительно близко к действительному размеру градуса подошел Эратосфен. Его градус был всего на одну двенадцатую больше действительного. Но через сто лет после Эратосфена этим вопросом занимался Посидоний Родосский. Найденная им величина градуса сократилась до четырех пятых его настоящего размера. Последовавшие многочисленные измерения давали очень несходные результаты.
Поиски в писаниях древних, сложные расчеты, основанные на выкладках греческих географов, не могли дать Колумбу достаточно вразумительного ответа на мучивший его вопрос о расстоянии до Чипанго. Виноваты в этом были не только древние авторитеты, но и его собственная недостаточная подготовленность. Многое для Колумба оставалось непонятным из-за сложности аргументации греческих авторов.
Но вскоре он набрел на руководство, доступное для его уровня подготовки и знаний. Это была книга «Картина Мира» (Imago Mundi), сочинение епископа Пьера д’Альи (по-латыни — Алиакус) из города Камбрэ, написанная в 1410 году. Колумбу казалось, что Алиакус собрал воедино все необходимые ему сведения о мире. Автор «Картины Мира» не обладал в действительности никакими научными достоинствами, был очень посредственным и к тому же слабо осведомленным компилятором, не знавшим даже таких сочинений, как повествование о путешествии Марко Поло.
Алиакус умудрился в одном томе объединить теологию, мироздание, историю и многое другое. Но такого рода сочинение и искал Колумб. При помощи его он познакомился с Аристотелем, Страбоном, Сенекой, а также с основными воззрениями Роджера Бэкона. К сожалению, космографические знания епископа были ничтожны. Он следовал во всем за Бэконом, но нередко искажал не только его мысли, но даже цитаты из него.
Алиакус стал основным источником познаний Колумба. В полном соответствии с его представлениями сформировал для себя Колумб картину мира. Особую роль сыграла седьмая глава этой книги, посвященная географическим вопросам. Здесь Колумб нашел собрание мнений всех известных Алиакусу авторитетов, утверждавших, что море между Испанией и восточной окраиной Индии невелико. Епископ ссылается на Аристотеля, заявлявшего, что протяжение земного шара между Индией и Геркулесовыми Столбами незначительно. Ссылку на Аристотеля Алиакус сопровождал замечанием, что пространство между Испанией и восточной окраиной Азии может быть пройдено при попутном ветре в несколько дней. Тут же приводилась выдержка из апокрифической книги пророка Эздры о том, что материки земного шара вшестеро обширнее морей. Понятно, как должны были подействовать на Колумба все эти писания Алиакуса. Он был глубоко потрясен приводимыми этим автором стихами из трагедии «Медея» Сенеки. Древний автор вложил в уста хора такие слова: