— Куда вы ее ведете? — спрашивают три мальчишеских голоса хором. В ответ только глухо стукает захлопывающийся люк.
Сальме впереди, Хусс за нею с автоматом, идут они через поляну. Жадным взором девочка смотрит на свежую, омытую росой зелень вокруг. Дух перехватывает от неудержимого желания свободы.
— Направо! Прямо! — сурово командует конвоир. — Иди, дурочка! — коротко прикрикивает Хусс, когда Сальме останавливается перед входом в другой бункер. Упершийся под лопатку ствол автомата заставляет ее войти в сумеречный проход.
Через бойницы под потолком проникает в бункер дневной свет, кроме того, тут горит еще и яркая газовая лампа. Одна половина ее прикрыта куском картона, чтобы свет не бил в глаза сидящим за столом. А за столом сидит Старик и барабанит пальцами.
Старик долго смотрит на девочку, не произнося ни слова.
— Сколько вас пришло сюда? — начинает он допрашивать девочку.
Сальме не отвечает.
— Сколько вас пришло сюда? — повышает голос Старик.
В своей коротенькой жизни Сальме несколько раз приходилось испытывать парализующий страх. Она боится мышей. Каждый раз, когда она видит эту маленькую серенькую зверюшку, все ее тело охватывает жар, она вскрикивает и колени начинают дрожать.
Сейчас она не вскрикивает, но колени ее пронизывает предательская дрожь.
Старик поднимается, берет со стола листок бумаги и тычет девочке под нос. Это отнятая у Хиллара карта.
— Где вы это взяли?
Колени у Сальме дрожат, словно она едет на подножке дряхлого грузовика. Широко раскрытыми глазами она уставилась на Старика. Перепуганная, она едва дышит.
— Отвечай! Где вы взяли карты?
Никакого ответа. Разъяренный Старик замахивается и дает девочке пощечину. Девочка падает. Поднявшись на ноги, она беззвучно всхлипывает.
— Молчать! — вопит Старик и добавляет ругательство.
Походив взад-вперед от стола к девочке и обратно, он садится за стол.
— Сколько вас пришло?
Пальцы Старика снова начинают барабанить по столу.
— Ах, по-доброму не говоришь? Ну как будет барышне угодно! Хусс, прижми-ка ее!
Хусс, хмуро стоящий за спиной Сальме, уставился в землю и не двигается.
— Прижми ее, Хусс! — командует Старик. — Легонько, но сладко.
Хусс по-прежнему стоит неподвижно. Наконец бросает Сальме:
— Отвечай, девчонка, что у тебя спрашивают. Говори, не действуй людям на нервы.
Сальме молчит. Но уже больше не от страха, а из упрямства. С ужасом в душе она внутренне готовится к тому, о чем Старик сказал «прижми».
Старик переводит взгляд с девочки на уставившегося в пол Хусса и раздумывает. Настроение штурмбанфюрера ему не по нраву! Тряпка! Но и не в этом дело. Штурмбанфюрер Хуго Миккал не выполнил приказ! Хорошо! Придет время, это ему зачтется!
Молчание становится долгим. Девочка тяжело дышит от страха.
— Так, девчонка, даю тебе время подумать. Уведи ее, Хусс, и возвращайся сюда, — велит Старик.
Хусс поднимает удивленные глаза и иронически улыбается. Выходит, он и Старик думали об одном и том же: чего не сделает Хусс, то с радостью выполнит Левша.
После неожиданного распоряжения Старика Сальме чувствует, что ноги совсем плохо слушаются ее. Держась за стену, она с трудом выходит из бункера. А в голове уже начинает стучать молотком тревожная мысль о том, что должно наступить позже.
Хусс отпирает «арестантскую». Не дожидаясь принуждения, Сальме входит туда. Ее руки остаются развязанными.
Копайте
Заложив руки за спину, Старик ждет Левшу перед входом в свой бункер. Кажется, что он вышел полюбоваться ясным, безветренным утром. Посмотрев на небо, он скользит взглядом по краю поляны и поднимающемуся за ней лесу и легким тоном дачника замечает:
— Красивое утро, а?
— Красивое, — хмуро соглашается Хусс.
— Не слишком ли у тебя вялая рожа для такого красивого утра, а? — зло спрашивает Старик.
— Ты звал меня, — холодно напоминает Хусс.
— Да, звал. — Старик щурится и глазами ощупывает собеседника. Затем, глядя в сторону, говорит тихо, но повелительно: — Нервы у тебя не в порядке, Хусс. Это во-первых. Во-вторых, терпеть не могу бесполезной возни и промедления там, где нечего медлить. Тебе ясно, что я имею в виду? Пусть выроют в бункере яму и… Сделаешь все тихо, без шума. И чтобы следов не осталось. Ясно?
Глаза Хусса начинают возбужденно поблескивать.
— Ты же обещал их этому садисту… Левше! Эта скотина способна, пожалуй, собственную мать удушить!