Старик ехидно усмехается:
— Обещал, а теперь передумал. Ясно?
— Я еще не пал так низко, чтобы убивать детей! — взрывается Хусс. — Не забывай, что я солдат.
— И выполнишь приказ как солдат. Иди!
Оба меряют друг друга взглядами.
— Любишь чужими руками жар загребать, господин Хансен! — не унимается Хусс. — Черную работу ты всегда оставлял другим!
— Не умничай, — поучает Старик. — Не умничай! Видно, я слишком долго смотрел на твое умничанье сквозь пальцы. Выполняй приказ. И вот еще что: девчонку отдашь Левше. Иди!
Хусс не отвечает, высоко вскидывает голову, резко поворачивается и уходит. Старик зло глядит ему в спину, рука его непроизвольно скользит в задний карман брюк, пальцы сжимают холодную сталь оружия, такую же холодную, как и его глаза…
Хусс бросает лопаты на землю у входа в бункер и закуривает. Сделав несколько затяжек, с грохотом открывает дверь. Входя, он спотыкается о ноги Сальме, но не падает. Худенькие мальчишки хватают его за рукава. Хусс отталкивает Ааду и Пеэтера к противоположной стене, Хиллар, бросившийся ему под ноги, получает приличный удар в ребра. Молниеносно Хусс поворачивается и хватает Сальме за подол, так что платье трещит. И тут до него доходит весь смысл происшедшего.
— Ишь ты… ишь, щенки! — рокочет Хусс скорее удивленно, чем зло. Резким движением он швыряет Сальме к мальчишкам. — Ну и щенки!.. И кто же вас, чертенят, снова развязал?
Пионеры подавленно молчат. Хусс, стоя у входа, закуривает потухшую сигарету, затягивается и тоже помалкивает, занятый какой-то своей мыслью. Сигарета плохо тянется.
— Черт! — машинально бормочет он и вдавливает окурок каблуком в землю. Пионеры готовятся к сопротивлению. Но Хусс шарит по карманам и бросает им сухари. Протягивает фляжку с водой. Ребята делят сухари поровну и, утолив жажду, жуют безо всякого аппетита.
— Когда нас отпустят? — спрашивает Пеэтер.
— Не ваше дело!
— А в кого тут ночью стреляли? — интересуется Сальме.
— Не ваше дело! В волка!
Они беспокойно обмениваются взглядами.
— Ну и как… поймали? — осторожно спрашивает Ааду.
— Не ваше дело! — огрызается бандит. Достает новую сигарету и добавляет: — Кажется, удалось убежать.
Пионеры переглядываются и облегченно вздыхают. Некоторое время в бункере тихо. Хусс исподлобья смотрит на пленников и затем спрашивает:
— Сколько же вас было?
Пленники молчат, упрямо уставившись в землю.
— Дурачки! — ворчит Хусс. — Берите лопаты, начинайте копать. Ну, убирайтесь от входа подальше! — Он идет на середину бункера и чертит на полу лопатой прямоугольник — примерно метр на полтора метра. — Вот здесь копайте.
— А что это будет? — интересуется Пеэтер.
— Не ваше дело! — отвечает бандит нетерпеливо. Немного погодя добавляет: — Погреб будет… Ну, начинайте!
— Для погреба тут место неподходящее. Слишком сырая земля! — возражает Хиллар.
— Заткнись! — нервно кричит Хусс. — Начинайте копать и не тявкайте. И запомните: кто высунет свой нос из бункера, того… — Он многозначительно показывает на автомат. — Ясно?
— Ясно! — тихо отвечают пленники.
Хусс выходит из блиндажа и усаживается шагах в десяти на солнышке. На его лице отвращение.
— Врет он! — шепчет Пеэтер товарищам. — Яма не для погреба, а для нас… Это всегда так заставляют самим для себя копать… И никаких следов не останется…
…Сальме прижимает руку ко рту. В глазах ее ужас. Хиллар медленно кивает головой.
— И я так думаю, — шепчет Ааду. — Что же предпринять? Кажется, есть только один путь к спасению, но для этого надо выиграть время… — И он кричит в дверь бодро, с едва уловимой дрожью в голосе: — Дядя, а можно копать погреб побольше?
Хусс поднимается на ноги, делает два-три шага к бункеру, но машет рукой, снова садится и отвечает:
— Ах, копайте какой хотите!
— Вы, Хиллар и Пеэтер, ломайте стену бункера, — командует Ааду шепотом. — Но осторожно! Ничего не должно быть заметно. А ты, Сальме, карауль. Я же буду копать яму и землю стану отбрасывать только к входу, чтобы было потемнее.
— И, ребята, все время громкий рабочий разговор, — наставляет Хиллар. — Чтобы не вызвать подозрений.
Начинают позвякивать лопаты.
— До чего же тугая земля! — слышит Хусс голос девочки.
— А ты копай, не хнычь! — отвечает ей кто-то из мальчишек.
Хусс обхватывает голову руками. Нервы? Или это беспокоит совесть? Разве безжалостная волчья жизнь на этом болоте еще сохранила у него совесть?