Человек в хаки валился Алексею в ноги, увлекая за собой и автомат, ремень которого, выпущенный на всю длину, висел у того на плече.
Алексей не мог выпустить ухваченное оружие и упал вслед за часовым, прямо на него. Караульный обрушился на пол боком, но, придавленный сверху, очутился на спине. Автомат, издав несерьезное звяканье об бетонный пол, лег рядышком со своим владельцем.
Хорхе ничего не понял. Потому что не ожидал подвоха. Хоть и не был расслаблен. Мир перекосило, оружие вырвалось из рук, плечо приняло удар, мир в глазах закружился. Едва он успел осознать, что лежит на полу, как темное пятно накрыло сверху, а живот и колени приняли на себя чужую тяжесть. Хорхе не был готов к столь коварному нападению русских, казавшихся полными олухами. Но он был готов к борьбе как таковой. Хорхе даже не думал, что ему делать, — пальцы сами вцепились в автомат, ствол которого упирался ему в подмышку. Автомат сейчас означает жизнь, а грязная вонючая гауптвахта ясно виделась Хорхе распутьем судьбы, откуда отходят три дороги: в рай, в ад и на базу, ко второму тайму футбольного матча. Где же Пабло, дьявол его забери.
Алексей перехватил у запястья метнувшуюся к оружию руку испанца («Или ты у нас колумбиец? Да по барабану»…). Сразу же прижал локоть второй руки к полу. Не дать завладеть автоматом. Это главное. Прозвучит выстрел — и все станет совсем плохо. И так хорошего мало. Борьба затягивается. Спина и затылок Алексея в любой момент ждали приклада или выстрела. Но он ничем не мог спасти себя от угрозы сзади. Пока не управится с этим, на полу.
Колумбиец выгнулся, стремясь перевернуться и сбросить с себя русского. Алексею пришлось почти лечь на маленького, но жилистого латиноса, прижимая того к полу. Внезапно Лешка выпрямился, одновременно освобождая и приподнимая правую руку. И с короткого замаха направил кулак в украшенную короткой бородкой челюсть.
С боксерской реакцией колумбиец дернул головой, и кулак, лишь скользнув по щеке, врезался в бетон пола. Костяшки пальцев пробила боль. Алексей отдернул руку, встряхивая кисть, и увидел пальцы боевика уже в районе приклада. Каким-то неимоверным акробатическим перемещением всего тела он опустил колено на выглядывающую из камуфляжа ладонь, перекрывая ей доступ к спусковому крючку. И тут же почувствовал, что солдат выскальзывает из-под него. Борьба не просто затянулась, а немыслимо, погибельно затянулась.
Алексей не сразу понял, что произошло. Чужие пальцы накрыли искаженное натугой лицо колумбийца, скрючились, длинными ногтями впиваясь в глаза. И истошный визг, который тут же дополнился криком часового на полу: «Убей его!» — визг этот перешел в вопль.
Вопила Любка, чьи пальцы раздирали глаза солдата. Алексей освободил руки врага, которые тут же метнулись к лицу — спасать глаза, отвел правое плечо назад и уже с полноценного размаха всадил онемевший кулак в подбородок часового. И еще раз. Еще, еще. Бил до тех пор, пока тело под ним не перестало извиваться, а голова латиноса не легла бесчувственно щекой на бетонный пол.
— К Борисычу, быстро, быстро, быстро… — хрипел Алексей, стаскивая автомат с нокаутированного часового. Стаскивая и бормоча как заклинание свое «быстро», он поймал себя на мысли, что выстрелов-то никаких не слышал. Будто все в порядке?
Пленники исходили из того, что Алексею сразу удастся завладеть оружием часового и нейтрализовать того прикладом или кулаком. А затем он переключится на второго. В задачу Борисыча входило не дать второму выстрелить даже в воздух. Если не Леха, то другие мужики должны были немедля прийти на помощь именно Борисычу. Предполагалось, что последние, едва каша заварится, бросают свой спектакль к чертовой матери и мчатся к двери…
Но вышло не так. Получилось все очень странно и глупо.
Михаил продолжал изображать из себя вешателя до тех пор, пока от двери не послышались вскрики и шум борьбы.
— Понеслась, — подсказал Вовик, чья голова красовалась в ременной петле.
— Давай за мной, — бросил ему Михаил, соскакивая с параши. И в спешке наступая на край железного бака.
Бак перевернулся и откатился. А Михаил упал, растянувшись на смердящих кислятиной циновках. Пропала секунда — одна из тех, на которые шел сейчас счет в помещении гауптвахты. Вскакивая, он услышал сдавленно-хриплое: «Урод!.. Спасите!..» — и агоническое шарканье по стене.
Обернувшись, Михаил увидел, как Вовик, схватившись обеими руками за короткий поводок ремня, подтягивает себя вверх, перебирая ногами по стене.
Секунда ушла на осмысление того, что делать, куда бежать. За эту секунду лицо Вовика заметно побагровело.