За окном на небе уже зарделась заря, как и надежды Петра на успех в поисках супруги. Не измотает его судьба, не доведёт до отчаяния, а удача под крылом своим убережёт...
«Милая,... где ты?... Я найду, слышишь? Где бы ты ни была. Я знаю, ты жива. Может, опять в заточении каком или в другой стране, но я найду. Ещё немного», – Пётр улыбнулся заре, а позади послышалась открывшаяся в комнату дверь.
Оглянувшись Пётр увидел прибывшего друга. Тот ещё до зари уходил в город и теперь вернулся с мешочком в руках. Он тут же прошёл к столу, на котором стояла клетка с высиживающей яйца голубкой:
– Здравствуй, милая, поесть тебе надо... Зёрна вот, вода.
Тико суетился вокруг птицы, подавал ей в блюдцах зерна и воды, чтобы могла прямо в клетке есть.
– В лавке птичника был? – удивился Пётр.
– Разумеется! – широко раскрылись глаза Тико. – Я поспрашивал про голубей. Иначе не выживет. Мы ж не знаем с тобой, что им надо. Птичник сказал, раз она высиживает детей, сменить её как-то надо. Иначе погибнет от усталости.
– Будешь помогать высиживать яйца? – шутливо улыбнулся Пётр.
– Ну ты шути, шути. Вот всегда удивляюсь, как тебя судьба ведёт, – улыбнулся в ответ Тико. – К голубям... Это дело точно должно решиться. Здесь не может быть иначе.
– Ты веришь в меня, я знаю, но я не уверен пока, что могу найти зацепку к Ионе. Разве если голубка говорить может, так она ж не с ней была.
– Ладно тебе шутить. Едем в Россию, раз уж Габриэла туда бежала, – и вздохнул, глядя на голубку. – Колумбину будем возить с собой, хотя и страшно. Высидит ли она своих птенцов в таких условиях?
– То привидения, то это, – с умилением улыбался Пётр. – Какой ты пугливый стал.
– Возраст. Это всё уже будто не для меня. Я чувствительный делаюсь, – махнул Тико рукой.
– Пугливый.
– Как угодно... Вот как долго она уже сидит? Недели через две птенцы могут появиться. Может, раньше.
– Заедем к этому птичнику, – сказал Пётр. – Пусть посоветует что в дорогу. Может, и поглядит на неё, скажет что.
– Да, ты прав, это может быть полезно, – согласился друг.
Скоро они, накрыв клетку платком, приехали к лавке, где утром побывал Тико. Здесь продавались птицы, и о них хозяин ведал очень много, являясь и ветеринаром, как рассказал им после вопроса Петра, откуда столько знаний...
– Ваша голубка молодая ещё, – осмотрев её, сказал хозяин лавки. – Ей примерно год, может, полтора. Вполне здоровая. Всё должно быть хорошо.
Колумбину он скорее вернул в клетку и добавил:
– Ничего, высидит. Возьмёте ей и птенцам еды, сможет и без своего голубя.
– Ах, голубь, – понял Пётр. – Он бы добыл пищу.
– Он бы и сменял её высиживать яйца, – улыбнулся хозяин лавки. – Голубиная пара на всю жизнь. Это один из крепких союзов!
– Это точно, – сказал Пётр, а сам подумал о своей любимой: «Моя голубка,... я найду тебя и уже не упущу...»
– А клетка ваша, к слову, знатная, – заметил хозяин лавки, погладив несколько прутьев той сбоку.
– Как это? – удивился Тико, и Пётр тоже взглянул с удивлением, склонившись к прутьям, куда указал хозяин лавки:
– Здесь выгравирован герб.
– Врангель, – узнав его, хором произнесли поражённые Пётр и Тико и переглянулись.
– Что ж, так ты, всё же, Колумбина, – кивал Пётр, глядя с улыбкой на голубку. – Мы должны вернуть тебя домой.
– Опять во дворец Разумовского, – вздохнул Тико.
Путь их был определён. Удача, верил теперь Пётр, ведёт их, и всё идёт так, как должно. Справедливость должна восторжествовать, виновники похищения – пойманы, а Иона – возвращена домой...
Во дворце Разумовского вновь были удивлены их приезду. Что сам Разумовский, что Врангель, принявшие их в гостиной, были поражены увидеть клетку с голубкой.
– Вот, – выдохнул Пётр и осторожно, чтобы не пугать птицу, поставил клетку с нею на стол. – Высиживает детёнышей, а безжалостные люди похитили, спрятали в погребе без света и воздуха. Кто бы это мог быть?!
– Это наша?! – удивился Врангель...
Глава 20 (что-то не так,... Иона и Габриэла в пути...)
– На клетке ваш герб, – указал Пётр, и Врангель, взглянув на прутья клетки, стал кивать:
– Да, клетка наша... Выходит, – выпрямился он и стал свысока смотреть на голубку, столь верно высиживающую яйца. – Это она. Полагаете, я её похитил, предварительно спросив вас следить за моей женой?!
– Не совсем, – ответил Пётр и выдержал краткую паузу, внимательно глядя то на него, то на удивлённого Разумовского. – Кто мог птицу с клеткой выкрасть? Кто-то, кто знал, где находится эта клетка. Голубка жила в оранжерее, насколько помню.
– Да кто угодно, – усмехнулся Врангель. – Слуг, что ли, мало?!
– Все имели доступ к клетке? Где она хранилась? – спросил Пётр.
– Откуда мне знать? – всё больше раздражался Врангель. – Это было дело исключительно моей супруги. Вот отыщите её и её расспрашивайте!
– Я, по-вашему, должен отправиться в Петербург за вашей женой, – стал Пётр смотреть исподлобья, но сдерживать эмоции.
– Вы хотите обвинить меня в похищении вашей жены, потом являетесь сюда с этим голубем, с его яйцами..., – недоговорил Врангель, как Тико перебил:
– Это голубка с птенцами.
– Мне всё равно. Этот голубь от любовника, и я его сам уничтожу скорее, чем буду устраивать похищение какой-либо графини! – воскликнул Врангель. – А не вместе ли они бежали?
– Да, кстати, – вставил Разумовский и испуганно замолчал от обратившихся к нему резких взглядов.
– Я заберу голубя, – ответил Пётр, вернув взгляд к Врангелю.
– Везите его обратно барону, – усмехнулся тот сквозь зубы. – А жену мне верните. Она по закону принадлежит мне и обязана быть дома с детьми! Даже если последний и приблуда!
Он сорвался с места уже на грани эмоций, сдерживать которые не имел сил, и поспешно ушёл.
– Он прав,... уж простите, – развёл руками Разумовский...
Эту беседу и Пётр, и Тико вспоминали ещё долго. Они ушли вместе с клеткой, собрались в путь в Петербург и почему-то странное чувство тревожило обоих:
– Нет, – сидя в карете и придерживая подле себя клетку с голубкой, размышлял Пётр. – Не могла Иона оставить вот так детей. Не могла.
– Что-то здесь явно не так, но может оказаться и правдой. То, что они не замешаны в её исчезновении, я почти уверен. До истины там мы вряд ли докопаемся.
– Да, надо искать Габриэлу, возвращать ей Колумбину и там может как выйдем к Ионе, – не верил в такой исход Пётр, но выхода не находил иного.
Страх за любимую мешал ему совершать обдуманные поступки. Путь лежал в Петербург... Точно так же, как и для самой Ионы, бежавшей вместе с Габриэлой из дворца Разумовского.
Воодушевлённая предстоящей встречей с милым бароном Карлом Герцдорфом, Габриэла казалась окрылённой. Она не могла больше находиться в четырёх стенах под строгим надзором супруга и с мыслями о пропавшей голубке и картинах.