- Пан…те…он бессмертия, - первым разобрал надпись академик.
Пантеон расплылся, растаял. Четко, почти осязаемо возник гигантский зал с рядами анабиозных ванн. В пульт каждой из ванн был вмонтирован портрет “спящего”. С портретов на меня сурово смотрели незнакомые лица…
Пока гиганты были заняты своими делами наверху, откуда доносились их певучие голоса, я завел с академиком разговор об этом новом загадочном племени разумных существ.
- Неужели в Информации познавателей нет никаких упоминаний о гигантах? - опросил я Петра Михайловича.
- Представь себе, никаких! Я даже не мог узнать о происхождении скульптуры в Энергоцентре. Служители и операторы вообще ничего не знают. Их радиофицированный мозг лишен творческого начала. А познаватели молчат. Мне сразу было ясно, что они почему-то упорно избегают разговоров о гигантах… Давно ли они здесь и какое отношение имеют к грианам? Скульптура на уступе Энергоцентра, а также отрывочный рассказ Виары привели меня к мысли, что некогда гиганты сотрудничали с познавателями, а потом вдруг замкнулись на Большом юго-западном острове. Но почему?
- Как же все-таки нам объясниться с гигантами? Странно, что они не понимают ни нашего, ни грианского языка. В чем делю, Петр Михайлович?…
- Они, должно быть, все понимают, и я уверен, что они нас знают уже давно. Ведь не случайно же мы спаслись во время урагана.
- Тогда почему они не отвечают на вопросы?
- Вероятно, потому, что их язык сложен и не похож на наш, и даже на грианский. Поэтому они затрудняются формулировать свои мысли на грианском языке, который им кажется языком дикарей или младенцев…
Через некоторое время гигант снова пришел к нам и уселся напротив, дружески улыбаясь.
- Вот, послушай, - сказал Петр Михайлович, - я сейчас задам ему рад вопросов. Он должен их понять и как-то откликнуться. - И Самойлов обратился к гагату: - Окажите же наконец: кто вы? Из какой части Галактики вы прилетели на Гриаду?
Выслушав Самойлова, гигант стремительно подошел к главному пульту и начал быстро переключать приборы, потом заметался у рядов электронных машин. Внезапно погас свет, лившийся со всех сторон, но ярко вспыхнули стены-экраны централи. Одновременно зазвучала тихая музыка приборов и аппаратов. Перед нашими глазами поплыли странные, незнакомые картины. Гигант стал объяснять нам, где его родина. Оказывается, все, что происходило на корабле и вне космического корабля в прошлом, чудесно запечатлелось в веществе экранов, которые представляли собой развернутые схемы запоминающих электронных устройств.
Вначале на стенах корабля возникли очертания неведомой Галактики, которая была раза в три больше нашей; у нее уже не было спиральных ветвей. Это была древнейшая эллиптическая Галактика, в которую через миллиарды лет превратится и наша звездная система. Вдруг у меня захватило дыхание: открылась панорама необычайно прекрасного мира. Под слепящими лучами бело-синего солнца плескались волны оранжевого моря; по золотистым равнинам струились величественно-медлительные реки; искрились брызгами водопады, ниспадающие с прозрачных ярко-желтых каменных уступов. Расцвеченная изумительно радостными красками чужого мира, шумела невиданно могучая пурпурно-оранжевая растительность; на фоне небосвода четко вырисовывались воздушные сооружения, арки, мосты и башни из ослепительно-голубого металла. Повсюду сверкали, искрились и рассыпались мириадами солнечных блестков огромные фонтаны, то посылая свои воды в небесную высь мощными потоками, то извиваясь причудливыми струями, то разбрызгиваясь миллионами трепещущих, точно живых, капель.
Я никогда не смогу забыть эту волшебную картину: ярко-оранжевый океан, сливающийся с густо-зеленым небом, ажурные города, необычайная прозрачность воздуха, темно-палевая дымка на горизонте…
- Где этот мир?! - воскликнул пораженный Петр Михайлович.
Гигант улыбнулся и стал показывать местонахождение своей родины. Смелым взлетом мысли он нарисовал на биоэкране точную схему нашей Метагалактики, приблизительные контуры которой земляне с таким трудом выявили лишь за сотни лет астрономических наблюдений. Стрелкой он указал нам ее поперечник - сорок восемь миллиардов световых лет! Затем он уменьшил нашу Метагалактику до размеров чайного блюдца, мысленно нарисовал в другой части биоэкрана звездный остров причудливой комической формы и протянул между обеими системами прямую линию, указывающую расстояние - двести семьдесят миллиардов световых лет, то есть восемьдесят три миллиарда парсеков!
- Расстояние в двести семьдесят миллиардов световых лет! - воскликнул академик в благоговейном восторге. - Так вы из другой Вселенной? Из другой Метагалактики?
Как бы подтверждая эти слова, мысль гиганта нарисовала на экране один из звездных островов чужой Метагалактики, ту самую эллиптическую Галактику, которую мы уже видели вначале, поставила под ней название - три странных значка - и указала стрелкой одну из звезд в ее центре.
- Другая Метагалактика… Сотни миллиардов световых лет… - шептал академик. - Как же они преодолели это расстояние?…
Глава восьмая
ВЛАСТЕЛИНЫ КОСМОСА
Прошло около месяца, и мы постепенно узнали все, что касалось метагалактиан, частью - с помощью неполного перевода целым рядом электронных машин, частью - с помощью биоэкрана.
Родина метагалажтиан оказалась древнейшей планетной системой с бело-синим центральным светилом спектрального класса “А”. Вокруг него образовалось шесть планет.
Просматривая сменяющиеся на экранах картины, мы с академикам, словно в трансформаторе времени, проследили тысячевековой путь развития этого далекого общества. Многое нам было непонятно - слишком далеко ушли от нас метагалактиане в своем развитии.
Общественный строй метагалактиан представлял собою наивысшую ступень коммунистического общества.
В течение многих миллионов лет цивилизации все планеты бело-синего солнца были приспособлены для жизни. На двух внутренних планетах располагались мощнейшие энергетические станции. Они преобразовывали энергию солнца и передавали ее на другие планеты, усилиями разума превращенные в цветущие сады. Невероятно высокое развитие производства и науки, почти полное господство над природой на исходе семидесятого миллионолетия заложили прочный фундамент для безграничного развития метагалактического общества.
Напрасно я вначале опасался, что это такой же холоднорассудочный мир бездушных познавателей, какой существует на Гриаде. Когда я увидел залитые светом естественных и искусственных солнц гигантские парки и стадионы, заполненные миллионами радостных существ, бурлящих анергией и жизнью, их танцы и игры, услышал выступления артистов на массовых концертах, я ощутил, как на меня повеяло чем-то близким, родным, почти знакомым…
Власть метагалактиан над природой была почти сказочной. Полное познание гравитационной формы движения материи позволяло им творить чудеса. Я видел на экране отрывок из истории освоения шестой внешней планеты, предназначавшейся для размещения избыточного населения материнской планеты. До освоения шестая планет представляла собой мрачный мир, подавлявший безрадостным унынием своих ландшафтов. Куда ни посмотришь, всюду дикие нагромождения горных хребтов, зловещие черные скалы и осыпи. Межгорья и равнины засыпаны толстым слоем зеленоватого “снега”, еле светящегося отраженным светом далекого центрального солнца, яркий синеватый диск которого с Шестой планеты казался не больше медного пятака. Это мерцание снега - не что иное, как сконденсировавшиеся в условиях межпланетного холода тяжелые газы атмосферы: аммиак, метан и другие вещества.