Все это, конечно, только усугубило пошатнувшееся здоровье Баранова. Вероятно, если бы корабль, долго не задерживаясь в Батавии, сразу же вышел в Индийский океан, где по крайней мере по ночам становилось бы прохладнее, Баранов почувствовал бы себя лучше. Здесь же, в оранжерейном климате, он сильно страдал, его постоянно мучили приступы удушливой астмы. Жаркий воздух был наполнен миазмами тропических бактерий, бороться с которыми ослабевшему организму было трудно. Маленькая каюта Баранова накалялась так, что в ней даже ночью не было отдыха. Да и температура в Батавии ночью мало отличалась от дневной, разве что не было жарких лучей солнца.
Нужно было что-то делать — состояние Баранова становилось угрожающим. Гагемейстера это не беспокоило. Он был занят работами по ремонту корабля и вечерними развлечениями на берегу. Штурман Подушкин, который, напротив, волновался за здоровье Баранова, наконец настоял на том, чтобы Баранов был перевезен на берег, в гостиницу, в надежде, что там комнаты больше, и, может быть, ему будет легче дышать.
Переехал Баранов в третьеразрядную гостиницу с громким названием «Гранд-отель», которую биограф Баранова в своих воспоминаниях называет трактиром. При Баранове постоянно находилась обслуга — трое креолов, которых он взял с собой из Новоархангельска, и приказчик Куликалов. Штурман Подушкин старался больше бывать в гостинице, хоть и бывал с больным Барановым. Пребывание в номере гостиницы было едва ли лучше, чем в каюте. Изменить климат Батавии переменой места было невозможно. Пожалуй, на суше было даже хуже, потому что ночи не приносили никакого облегчения, тогда как на корабле можно было выбраться из Душной каюты на палубу, где хоть иногда замечалось движение воздуха.
Прошло тридцать шесть дней, и корабль был готов продолжать путешествие. К этому времени состояние Баранова настолько ухудшилось, что на корабль его перевезли уже в полубессознательном состоянии. Рано утром 12 апреля «Кутузов» вышел из гавани и направился к Зондскому проливу между Явой и Суматрой. Морской воздух в открытом море оживил всех, но Баранову лучше не стало. Очевидно, было уже поздно, губительный климат Батавии оказался фатальным для него. Он промучился еще четыре дня, и 16 апреля 1819 года жизнь легендарного пионера Аляски прервалась!
Ирония судьбы, что основатель русской колониальной империи в Америке, Александр Андреевич Баранов, так стремившийся вернуться в Россию, которую он покинул молодым человеком, умер на пути домой.
Корабль был в Зондском проливе, перед выходом в Индийский океан, когда недалеко от острова Принца на палубе собралась вся команда «Кутузова» во главе с капитаном, офицерами и служащими компании. Тело Баранова, завернутое в парусину, было положено на широкую доску у борта корабля. Капитан Гагемейстер исполнил последний обряд отпевания, прочитав соответствующие случаю слова из молитвенника. Раздались резкие звуки команды, конец доски приподнялся, и тело тихо соскользнуло в воды океана. Зондский пролив принял бренные останки правителя Русской Америки Баранова. Его единственное желание, вернуться в Россию, осталось невыполненным.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ: ПОСЛЕ БАРАНОВА
1
Яновские прожили на Ситке недолго. Молодой правитель, заместивший Баранова, пробыл там около трех лет, но его пребывание в Русской Америке оставило большой след. Наверняка причиной этому была не только его безграничная энергия, но и тот факт, что он был женат на дочери легендарного Баранова.
За это время у Яновских родилось двое детей. Ирина после рождения первенца решила поехать на Кадьяк, просить благословения старца Германа.
Герман взял мальчика на руки и посмотрел в его ясные глаза:
— Хороший, славный мальчик, — сказал он, — у вас чудный сын, Ирина Александровна.
Он поднял руку и осенил ребенка крестным знаменем:
— Во имя Отца и Сына, и Святого Духа… Аминь!
Яновские провели с Германом весь день и только к
вечеру отправились на корабль для обратного путешествия в Новоархангельск. Этот день, прошедший в беседах со старцем, опять, как и в первый раз, задел какие-то глубокие корни в душе Яновского, о которых он раньше и не подозревал. В этот день он еще более осознал святость души инока и сделался его духовным сыном. Мятущаяся душа Яновского, все время искавшая чего-то, критически относившегося к религии, теперь вдруг нашла тихую пристань, и к этому тихому пристанищу привел его скромный, смиренный старец Герман.